Погожий мартовский день благоприятствовал «экспедиции». На Урицкого я нырнул в салон говорливого и кареглазого автобуса №4а и через десять минут оказался на другом берегу Березины, у развилки. Одна дорога уводила к очистным сооружениям и была мне хорошо знакома. Я же направился правее, по асфальтированной насыпи, протянувшейся ровной ниточкой между замерзших болотин.
Смотреть с насыпи вокруг — одно удовольствие. Видно далеко. В одну сторону простираются заболоченные луга с тощими после зимы коровами и рыбьим скелетом «Титовского» моста. А в другую — разномастные цыганские крыши бывшего поселка 1 Мая. После переименования в 2016 году поселок стал одной извилистой одноименной улицей. Хотя и до сего дня местность известна в Бобруйске как Зеленка Первая.
Насыпь неожиданно закончилась крутым обрывом и тропинкой к озеру. Прибрежные ивы обрамляли пасторальный пейзаж и озерную перспективу. Место оказалось живописным, а в моем смартфоне появилась еще одна круговая панорама. Внизу под ивами бесстыдно блестели глянцевыми боками прошлогодние бутылки, намекая, что водоем нравится не мне одному, и летом здесь многолюдно.
Впрочем, называется озеро весьма прозаично — Гнилуша, и по всем законам гидрологии являлось некогда Березинской старицей, то есть старым руслом, обособившимся давным-давно в результате меандрирования реки. Озеро до сих пор сообщается с Березиной узкой протокой у автомобильного моста.
Самое интересное было видно на противоположном берегу сквозь ивовые ветки. Там, как ни странно, возвышалась такая же насыпь, только сильно заросшая деревьями. Тут уж к бабке не ходи, ясно, когда-то на этом месте был мост, соединявший оба берега. Но на какой дороге он находился, и что соединял? Это предстояло выяснить.
Пока же моей целью был берег затона у железнодорожного моста напротив речного порта. Я неоднократно заходил сюда по воде, но как выглядит обитаемый берег с суши еще не видел.
На Березине уже вовсю гуляет волна, а в затоне под припекающим мартовским солнышком ослепительно сверкает лед. У самого берега он уже потрескался и сползает вниз крупными пластинами, из последних сил цепляясь за стволы ракит и верб.
На белой скатерти чернеет силуэт рыбака, неподвижно склонившегося над лункой. А рядом на чистой воде с резиновой лодки забрасывает удочку его коллега. Как попал рыбак на лед, совершенно не понятно. Вдоль берега зияют полыньи и промоины, здесь не выбраться. Честно говоря, картина человеческого безрассудства рождала в душе растущую тревогу, потому я отправился дальше.
Напротив крепостного казематированного люнета, где теперь СПК «Рассвет» хранит картошку, открывается широкий подход. Берег плавно спускается в воду. Идеальное место для купания. Говорят, у бывшего председателя горисполкома была идея обустроить здесь еще один городской пляж, а отдыхающих доставлять теплоходом «Мечта». Затея красивая, но нереализуемая, как показало время.
Зато под шорох сухой травы и плеск березинской волны можно умиротворенно наблюдать за бегущими над портовыми кранами облаками. Отсюда они выглядят, как огромные разбитые ревматизмом фламинго — скрипят и стонут при каждом движении. Впрочем, сейчас пока еще нет навигации, и железные труженики спят в тишине.
Двухсотлетний кирпич багровеет на солнце. Люнет на противоположном берегу кажется приземистым и неказистым. Но у военной архитектуры своя красота и свое назначение. Проход справа продолжается улицей Ермака (бывшей Новый Свет). Именно здесь располагался когда-то деревянный мост через Березину.
На карте-верстовке 1910 года «тайна» раскрывается быстро. Тогдашняя улица Шоссейная (Бахарова) соединялась с улицей Слуцкой (Дзержинского) в районе улицы Цитадельной (Крупской) и продолжалась до моста у крепостного люнета. На левом берегу дорога продолжалась той самой насыпью и мостом через Гнилушу, тянулась до Титовки и далее.
Любопытно, что в начале ХХ века местность была плотно заселена. На уже упомянутой верстовке, а также на карте Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) 1935 г. имеются сокращенные обозначения «Фанер.», «Смол.», «Мук.», что вероятно означало фанерный завод, смолокурню и мукомольню.
Следов от них, конечно, не осталось. Но в двух местах — на берегу и непосредственно у озера Гнилуша я обнаружил заброшенные груши и яблони, что косвенно оказывает на человеческое жилье и хутор, когда-то находившийся здесь.
На обратном пути я решил забраться на насыпь с обратной стороны. Сделать это оказалось непросто из-за зарослей деревьев и хмызняка. В тех местах, где тропинки прорезали вал, виден его профиль, а также кряжистые дубы, которые окаймляли когда-то дорогу.
У самой воды над обрывом есть небольшая площадка с кострищем «для своих». Стоя на ней, я представлял, как полтора столетия назад по насыпи вдоль Зеленки проезжали возы, телеги, брички и почтовые кареты на Кличев и Могилев. Время тогда текло по-другому. Сто вёрст пути растягивались на несколько дней. У Зеленой корчмы путники останавливались, чтобы подкрепиться и продолжали свой путь.
