Ранее опубликованы: часть 1, часть 2, часть 3
Сегодня о жизни деревни Заполье и историю своей семьи рассказывает Надежда Ивановна Малевич (в замужестве Димова).
«Мои родители, прежде чем пожениться встречались 5 лет»
Надежда Ивановна родилась 7 марта 1942 года. До 18 лет жила в Заполье, потом уехала работать в Казахстан, в Воркуту. А 33 года назад, опять вернулась в родную деревню.
– Расскажите о ваших родителях, о семье.
– Папу звали Иван Павлович, маму – Матрёна Фёдоровна. Работали они в колхозе. У отца было начальное образование: 4 класса церковноприходской школы, а мама – неграмотная. У нас была большая семья – 8 детей. Почти все дожили до зрелого возраста, только одна из сестер умерла в 17 лет от плеврита.
Мои родители, прежде чем пожениться встречались 5 лет. Когда полюбили друг друга маме было 15, а отцу 19 лет. Почему так долго не женились? Дело в том, что старшие братья отца еще не женаты были и у мамы сестры не замужем. Вот мои родители и ждали своей очереди. Кроме того, молодым парам, как правило, негде было жить первое время, и они по традиции оставались в родительском доме. Обычно парень приводил молодую жену к своим родителям (иногда в этом доме могло жить несколько взрослых сыновей с семьями). Но мои не могли пойти никуда, так как у обоих большие семьи. Ждали, когда кто-то из сестер выйдет замуж и уйдет жить к мужу в другой дом. А еще моя мама помогала растить младших сестер – ее отец в 35 лет умер от перитонита (не успели довезти до больницы) и бабушка больше замуж не выходила.
– Вот вы говорите, что могло жить несколько семей в одном доме. Как они ладили между собой?
– По-всякому случалось: и мирно жили, и жены ругались, и братья дрались даже.
– Раньше в деревнях многие родители не запоминали даты рождений детей, тем более в больших семьях. Как получилось, что вы знаете свою точную дату рождения?
– Мой день рождения запоминался легко, ведь он как раз перед 8 Марта. До войны уже потихоньку в деревню проникали советские праздники и 8 Марта, хоть и не праздновалось, но было на слуху. Отец, несмотря на недостаток школьного образования, был очень эрудированный человек: читал газеты, знал историю, литературу, географию. Если у деревенских жителей возникали какие-то спорные вопросы, то сельчане всегда шли их решать к моему отцу. Вот он и знал дни рождения всех своих детей.
«Мама меня вынесет на лавочку на улицу, и я там сижу, смотрю на людей».
– Вы родились во время войны. Какие ваши первые детские воспоминания?
– Помню, что в деревне, рядом с нашим домом жила женщина-беженка. Я плакала, а она хотела меня обнять, пожалеть.
Я была болезненным ребенком, очень болезненным. А что вы хотите – восьмая в семье, да и послевоенное тяжелое время не добавляло здоровья. Помню, что у меня сильно болели ноги и я не могла ходить. Мама меня вынесет на лавочку на улицу, и я там сижу, смотрю на людей.
– Что ваши родители рассказывали о войне, как жилось тогда в Заполье?
– Знаю я не много. Родители рассказывали все обтекаемо, что кого-то убили, расстреляли и так далее.
В деревне время от времени забирали молодежь и подростков, чтобы везти в Германию на работы. Моего брата Александра (он 1926 года рождения) тоже однажды забрали. Отвезли в Глуск, там держали где-то за решеткой, возможно в тюрьме. Но какой-то хороший человек помог ему сбежать. Брат вернулся в деревню ночью. Родители собрали ему торбочку, и он ушел в лес к партизанам. После освобождения его призвали на фронт и в общей сложности он был на войне 7 лет. Награжден двумя орденами Славы.
«Это был один раз в жизни, когда меня родители ремнем наказали»
– Расскажите о вашем послевоенном детстве.
– Четыре класса, начальную школу, я закончила здесь в Заполье. Тут была своя школа. Со мной учились Надя Барановская, Вера Кирдун, Михаил Амбражевич, Коля Барановский. Школьное здание было небольшое (обычный деревенский дом), поэтому в одном помещении во время урока могло быть и несколько классов вместе – первый, второй и третий. Учительницу (одну на всех) нашу звали Анна Никифоровна Гусакова.
Особых развлечений для детей в деревне не было. Куклы себе сами делали из тряпок. Вместо глаз у них были пуговицы. Играли в камешки: один подбрасываешь и в это время надо поднять с земли другой и так пока все не соберешь. Играли в аполант, гоняли велосипедное колесо по деревне. (Откуда оно только было у нас, велосипедов ведь в деревне в то время ни у кого днем с огнем не сыскать). Вредничали: привяжем к ставням что-нибудь тяжелое и дергаем за ниточку так, чтобы в окно стук-стук, пока хозяин не выйдет. Морковку на чужом огороде дергали: вытрешь ее о рукав и съешь. Летом в чужие сады лазили за яблоками и грушами. На садовые деревья нужно было платить налоги, поэтому они мало у кого в деревне были. Однажды у нашей соседки, Марки, мы всю высаженную рассаду капусты вырвали. Зачем? Не знаю, просто из вредности. Это был один раз в жизни, когда меня родители ремнем наказали.
Большую часть свободного времени летом мы проводили на речке. Там жгли костры, пекли в золе позаимствованную с чужих огородов картошку. Надо сказать, что у некоторых моих друзей и не было дома еды вдоволь, так что им такая картошка была за счастье. Например, Нади Барановской мама плакала и говорила, что утром все просыпаются, а кушать в доме вообще не-че-го! Пятеро детей, отец погиб на войне. Потом в нашем колхозе открылась куриная ферма и она оттуда стала яйца носить домой – вот тогда их семья немного ожила. А позже стала досматривать колхозных гусей и стало еще лучше.
– Получается, чтобы выжить, приходилось потихоньку воровать?
– Да, потому что невозможно было по-другому, некоторые семьи просто умерли бы с голоду. В колхозе зарплату не платили деньгами, только трудодни в табель ставили, а выплачивали в конце года зерном, которого было очень мало. За палочки люди и работали… А если надо было купить, к примеру, керосин для лампы, тогда детям яйца не дадут съесть, а несут продавать их в Глуск на рынок, чтобы деньги на керосин были.
Наша семья никогда не голодала – у нас был отец и хозяйство большое, хорошая корова. Всегда было масло, молоко, сметана. Но мало было хлеба.
– У всех детей, особенно в больших семьях, наверное, были свои домашние обязанности. У вас были?
– Конечно. Летом нужно было корове травы нарвать. Свиней пасли: гоняли их к речке. По субботам я обязательно должна была полы мыть во всем доме. А полы были не крашенные, как сейчас. Чтобы довести их до идеального состояния приходилось веником березовым (деркачем) их натирать. Мама обязательно проверяла качество мытья. Мне лет 10 было, когда это все стало моими обязанностями.
– Чтобы заработать во многих семьях в заполье подрабатывали тем, что плели осиновую стружку. С какого возраста примерно допускали детей до этой работы?
– Совсем малые уже плели. Сколько я себя помню, так мы с этой стружкой. Во-первых, это было интересно, во-вторых, никакие руки лишними не были. Труд был легкий и деньги платили за него сразу. Наша семья большая и мы много продукции выплетали.
– У вас в семье было много детей. Как ваша мама справлялась: на работу в колхоз ходила, со всеми хозяйственными делами и детьми?
– Мама была невысокая женщина, но шустрая, быстрая на работу. Меня она родила ночью дома на печке. Пришла бабушка (ее мама), помогла немного. А утром мама уже стояла возле печки и готовила на всю семью завтрак да обед и кормила большое хозяйство. Я, новорожденная, стала плакать, и мои сестры и братья утром с удивлением обнаружили, что детей в доме стало больше. Потом дети подрастали и помогали маме справляться со всеми делами. Моя самая старшая сестра 1924 года рождения, а я 1942-го. Вот она моей нянькой и была.
– С собой на поле, когда мама ходила жать или сено сгребать вас маленькую брала?
– Нет, меня не брала, было же кому за мной присмотреть дома. А вот наша соседка, Миколаиха, ходила жать жито с колыбелькой в которой спал малыш. Однажды в поле сильный ветер поднял колыбельку, и мальчик выпал, ударился и у него случился паралич – не двигалась рука и нога.
– Брали ли вас в детстве родители с собой в город когда-нибудь?
– В Глуск мама брала: помню ходили несколько раз, она меня за ручку вела. А в Бобруйск я впервые попала, когда была, наверное, в классе шестом. Там сестра работала и жила, поэтому мы поехали к ней в гости. Из Заполья шли через речку на шоссе, ловили попутку и ехали до Бобруйска.
«Мои родители вступили в колхоз только после войны»
В 1930-е, когда шла коллективизация, вступать в колхоз папа отказался. Поэтому у нас было всего лишь 30 соток земли, тогда как у колхозников по 60. Папа был очень хорошим плотником, и он людям ходил рубить дома. Этим зарабатывал. Вступал в колхоз его тоже агитировали, но сильно не настаивали, только уговаривали. Может, потому что в семье было много детей из-за этого и не настаивали.
В деревне в основном жили середнячки да бедняки. Я только одну семью знала, которую раскулачили. Они были по сравнению с другими богатые. У них мед стоял бочками, хозяин по окрестным деревням возил его продавал. Это семья Царик: жену звали Параска, а как звали мужа, я не помню. У них забрали всё имущество, выселили из дома. Они переселились в маленький домик на конце деревни, но через некоторое время вновь вернулись на свое селище и опять построили там хороший дом.
Мои родители вступили в колхоз только после войны. Мама немного поработала дояркой, но в основном трудилась в полеводческой бригаде. Папа пахал, сено косил, на ферме работал. Все деревянные сараи в колхозе, где коров и телят держали, он рубил и ставил.
«Туфлей жалко было, поэтому босиком танцевали»
– Раньше люди ходили друг к другу в дом гулять – на вечёрки. А вы ходили?
– Конечно. Устраивали их обычно поздней осенью и зимой. Только это не совсем про гулять. Обычно на таких посиделках женщины занимались рукоделием, стружку осиновую плели. В то же время тут пели песни, шутили, смеялись, истории всякие рассказывали. Парни могли и подшутить над девушками: стружку прятать, например. У подростков, примерно до 14 лет, были свои посиделки.
Мне очень нравилось, когда вечером в субботу все девушки наряжались, собирались на улице, брали друг друга под руку, шли по деревне и пели песни. Так красиво было! Иногда могли и танцевать прямо на улице. А теперь, если запоешь на улице, скажут выпила, пьяная (смеется).
Клуб был на месте того дома, где Анна Петровна Глаз живет сейчас. Там и кино показывали, и танцевали. Киномеханик был местный. Гармонисты тоже свои были: Костик Амбражевич, Алёша Варивонов. Танцевали вальс, польку, краковяк, падеспань. Подростков на танцах по углам распихивали, чтобы не путались под ногами, не давали вперед взрослых высовываться. А нам так хотелось. Но все своим чередом: взрослели и постепенно вливались во взрослый коллектив. Почти каждый год рядом с Запольем размещались солдаты на учения. Они приходили в деревню на танцы. Мы и с ними танцевали. Босиком! Туфлей жалко было, поэтому босиком танцевали. Натанцуешься так, что ноги отмыть невозможно (смеется).
«Родители продали корову и купили швейную машинку»
– Что было самое модное из одежды, во что молодежь наряжалась?
– Девушки наряжались в платья, которые шили сами или заказывали у портнихи. В Заполье было три портнихи. Одна из них – моя старшая сестра Анна. Были еще портнихи Федорка и Ганна. Но хорошие ткани стоили дорого, да и купить их невозможно – очередь за тканями в Глуске в магазине еще отстоять надо было. Я в 18 лет, когда поехала на целину, у меня было только одно нарядное платье из штапеля.
– Швейная машинка в то время – это очень дефицитная вещь. Как она оказалась у вашей сестры?
– Родители продали корову и купили швейную машинку. Сестра нигде не училась шить – самоучка, талант. Некоторые сельчане сошьют себе какую-то вещь в ателье в Глуске или Бобруйске, им не понравится, и они приносили Анне переделывать. Кроме обычных вещей, типа платья, юбки, она могла сшить пальто, штаны-галифе. В Глуске в универмаге работала талантливая закройщица, и наша Анюта ходила смотреть на ее работу. Вот так и научилась. За шитье кто деньги давал, а кто и продуктами расплачивался. Но сестра в деревне долго не задержалась – уехала на целину. Там жили наши родственники и они ее позвали к себе.
«Мама сама пряла нитки и ткала льняные простыни, покрывала, полотенца»
– Расскажите, как выглядел крестьянский дом в Заполье на примере вашего.
– Заходишь из двора и сразу попадаешь в сени. Здесь хранились чугуны, кадушки (цэбры) и другие хозяйственные приспособления.
– Полочек, шкафчиков там не было?
– Нет. Полочки для посуды (палицы) были в доме. А шкафчики стали делать позже. В деревне был дедушка (не помню кто), который занимался изготовлением такой мебели. Он даже коляски на колесиках чтобы детей возить делал. У него охотно покупали такие коляски.
– В доме от двери слева стояла печь. Напротив печи – стол, где хозяйка что-то нарезала, когда готовила еду, там же и обедали. От этого стола до следующего угла вдоль стены стояли широкие лавки. По диагонали от печи был так называемый Красный угол, где обычно висела икона, а под ней стоял еще один стол. Он был всегда убран красивой нарядной скатертью. Дальше по комнате уже стояли кровати. Кстати, когда в доме всем не хватало места, где спать, то ложились на широкие лавки. От печки почти в каждом доме делали полати (лежанка, устроенная между стеной дома и печью). Это был деревянный настил, который сооружали под потолком. Там тоже можно было спать. Когда мы переехали из Воркуты обратно в Заполье, построили этот дом, муж захотел поставить печку – уж очень он любил на ней лежать. А кроме печи еще он сделал для себя полати: затащил туда матрас и спал (а раньше в моем детстве туда для мягкости подкладывали старые зипуны, свиты). Наш сосед как-то пришел, посмотрел на эту конструкцию и тоже себе сделал полати.
Деревенские дома были маленькие – одна комната и все. Могли занавеску вешать, чтобы комнату поделить на части.
– Какие постройки были во дворе?
– Стопка, дровник, сеновал, сараи, где коровы, свиньи, овцы стояли, где сено хранили. Сарай для птицы мог быть. Но курей обычно держали в сарае рядом с коровой. В сильные морозы там было теплее. Были такие случаи: приходит хозяйка утром курей выпускать, а несколько птиц мертвые лежат – за ночь замерзли.
Картошку хранили обычно в стопке. У некоторых в доме под полом был погреб. Чтобы зимой картошка не замерзла, в стопку в ведре носили угли из печки. Здесь же стояли засоленные огурцы, капуста в бочках. Варенье не варили. Ягоды, сливы, груши и яблоки сушили на печке, а потом зимой компоты варили вкусные. Из фруктов еще и настойку делали.
– Расскажите о том, как был устроен ваш быт вашей семьи.
– Мама мыла нас дома в большой деревянной бадье (цэбре). В деревне позже построили хорошую колхозную баню. Входной билет стоил 20 копеек.
Кушать готовили в печке. Папа после войны возил на лошади продукты из Минска в Глуск. Из столицы он привез нам железную печку-буржуйку. Мы все вокруг нее собирались и грелись. От печки мало тепла было, а вот с буржуйкой стало получше.
Мама сама пряла и ткала льняные простыни, покрывала, полотенца. Лён сеяли на своем участке, но его обычно не хватало. Возможно, мама где-то еще подрабатывала и ей за работу давали лен. Родители держали много овец, так что с шерстью проблем не было. Вязали кофты, носки. А еще овцы – это же и мясо.
– Чем мама красила льняные, шерстяные нитки?
– В 1950-е появилась какая-то очень стойкая краска. Однажды наш кабан залез в сенцы, нашел эту краску и вымазался так сильно, что отмыть его не смогли. Так и зарезали кабана с красной мордой.
– Ткань еще можно было сделать, а как с обувью дела обстояли?
– Летом бегали босиком. В школу я помню ходила в кирзовых сапогах. Наверное, за кем-то я их донашивала, потому как не новые они были. Чтобы мне дойти в Калатичи до школы, надо было перейти три канавы. Зимой доходишь до канавки, снимаешь сапоги, по льду босиком переходишь и на другом берегу опять сапоги надеваешь. Если в сапогах пойти, то в них вода попадет и я весь день буду сидеть с мокрыми ногами. Чуть позже стали уже резиновые сапоги появляться в продаже и в них мы тоже ходили.
– В чем кушать мама готовила?
– Чугунки были, кастрюли, глиняные горшки. В Заполье был отличный гончар Потуп. Он появился в деревне после войны. У него во дворе было что-то наподобие шатра, где он делал и обжигал горшки, кувшины для молока. Неделю он работал, делал горшки, а в выходные ехал продавать. Все вырученные с продажи деньги пропивал и опять начинал горшки делать… И так по кругу.
По выходным мама пекла блины. Если было, то жарила мясо с салом и потом тушила все в сметане. Это были самые любимые блюда всей нашей семьи! В будние дни: борщ, суп, каша. Я очень любила кровянку (кровяную колбасу). Но не свежую, которую только испекли в печке и достали, а поджаренную, с румяной хрустящей корочкой.
– А сладости?
– А сладости все, какие приносили в дом были любимые (смеется), потому что их в нашем детстве было очень мало. Мама иногда ходила в Глуск по своим делам, а мы часами сидели в начале деревни ее ждали, караулили. Она приносила карамельки-подушечки, драже горошек. Однажды зимой в деревне у Марии Молокович была свадьба и по традиции невеста бросает детям конфеты. Вот она взяла кулек из газеты с драже и бросала гостям. А я маленькая, несмышленая, лет 5 мне было, ходила и собирала эти кусочки газеты, что лежали на земле, думала хоть одну конфетку кто-нибудь пропустит, не заметит и она мне достанется. Но ничего не нашла…
– Когда в Заполье появилось электричество? Когда люди стали жить лучше?
– Где-то в начале 1960-х. Для первых лампочек не было выключателей. Чтобы включить свет лампочку вкручивали в патрон, а чтобы выключить – выкручивали. Какое-то время, недолго, так пользовались светом дома. До этого керосиновыми лампами дом освещали.
Радио пришло в дома раньше, чем электричество, где-то в 1958 году. Моя бабушка сильно любила слушать радио. Она жила за деревней, и чтобы к ней провести радио нужно было купить за свой счет столб. Но, наверное, денег не было и стол не купили. Бабушка приходила то к соседям, то к нам слушать радио.
Примерно в начале 1960-х люди стали жить немного лучше: хозяйством разжились, появились лишние деньги. Стали шкафы покупать. А до этого во всех домах, в том числе и у нас, одежду хранили в скрынях (сундуках). Они всякие были: обычные, раскрашенные, расписанные красиво. В зависимости от того, что в них хранилось. Красивые стояли в доме на самом видном месте. Кроме того, в такой скрыне хранили самые дорогие и ценные вещи.
Примерно в это же время стали в деревне велосипеды появляться. Если кто в деревне велосипед покупал, все говорили: «О! Ты разбогател».
«Любыми путями молодежь «вырывала» свой паспорт и уезжала из колхоза»
– Вы в 18 лет уехали к сестре на целину. Почему решились уехать?
– Почти все мои одногодки разъехались кто куда. В то время паспорта в колхозе на руки не выдавали, чтобы люди не могли уехать из деревни. Нужна была веская причина, чтобы его забрать из правления колхоза. Кто-то уезжал учиться, кто-то по блату забирал паспорт. Короче говоря, любыми путями молодежь «вырывала» свой паспорт и уезжала из колхоза. Все хотели лучшей жизни, а в колхозе был тяжелейший труд и работа за палочки в табеле.
Я в колхозе не хотела оставаться. Сначала сестра Аня уехала к нашим родственникам на целину, а потом и меня к себе позвала. Очень мне там нравилось. Если бы мне предложили прожить мою жизнь заново, я бы опять так же поступила и все это прошла. Я уехала где-то в начале 1960-х. Сначала жила в Целиноградской области в Казахстане. Работала в детском саду воспитателем. Потом поступила в кооперативный техникум. Но обучение не закончила – вышла замуж. Переехали с мужем в Новосибирск (там жила его семья), но мне климат не подошел, и мы отправились с мужем в Воркуту.
– Родители не были против вашего замужества? Вашим сестрам и братьям они выбирали пару?
– Наши родители в это не вмешивались. Говорили: «Если тебе нравится парень, то выходи замуж, но запомни, что это уже навсегда». Как-то наш брат, который жил с семьей в Норильске, приехал к родителям вроде бы в гости, но привез с собой много вещей. Отец сразу не понял, что случилось. Однажды вечером брат начал говорить, что приехал навсегда, с женой, мол, развожусь. Папа сильно разозлился и фактически выгнал сына из дома: «Езжай мирись с женой и не смей сюда возвращаться! Женился, хорошая жена была, а теперь, что плохая стала?». Брат уехал, помирился с женой, и они прожили всю жизнь вместе до конца. Если бы тогда папа промолчал, не вмешался, неизвестно как бы сложилась судьба нашего брата.
– Как думаете, почему молодежь массово уезжала из деревни?
– Очень, очень тяжело было жить в деревне. В колхозе в конце года давали только какие-то копейки. Родители хотели для своих детей лучшей жизни и уговаривали учиться и уезжать в город. Все знали, что там жизнь легче и лучше. Я когда приехала на целину, то ужаснулась сколько там было молодежи. Они же все уехали из родных деревень в поисках лучшей жизни.
– Ваши братья, сестры тоже все уехали из Заполья?
– Да, все уехали. Только в отпуск приезжали к родителям. Жили кто где: в Норильске, Северном Казахстане, Калининграде, Бобруйске…
– Родители не звали детей обратно в деревню?
– Таких и разговоров даже не было. Они видели, что дети там хорошо живут. В деревне тогда даже воды в доме не было, в колодце брали. Туалет на улице. А зимы были раньше такие суровые!
– Встречали ли на просторах Советского Союза земляков из Заполья?
– Встречала людей из деревни Маковичи Глусского района, а с земляками из Заполья я немного разминулась в Воркуте. Там жил и работал Павел Малевич, но, когда мы приехали он с семьей уже вышел на пенсию и куда-то уехал.
Возвращение в родное Заполье
– Почему решили вернуться на родину спустя много лет?
– Мы сюда вернулись, когда мой муж, Виталий, ушел на пенсию. Он работал шахтером и в 50 лет вышел на пенсию. Переезд сюда – это было его желание. Он вырос в Новосибирске в большом городе. Мы с ним приезжали время от времени к моим родителям в Заполье и ему здесь очень нравилось. Впрочем, тогда и людей в деревне больше было, а еще клуб, библиотека, магазин.
Приехали, построили другой дом (старый сгорел), завели большое хозяйство: корову держали, свиней, курей. Огород большой был. В основном со всем этим управлялся муж, а я только немного помогала.
Выбор куда уехать из Воркуты у нас был большой. Можно было, к примеру, в городе квартиру купить. Я совсем не хотела в деревню возвращаться, потому что знала, как здесь тяжело жить, но поехала за мужем и вот уже 33 года опять живу в родном Заполье.
– А сейчас бы вернулись в город?
– Нет, сейчас мне здесь лучше. Дом у меня со всеми удобствами. Есть своя баня. Так что теперь мне и в деревне хорошо.
– Как вы думаете, можно ли сейчас возродить деревню?
– Наверное, уже нет. Дачников сейчас много, а зимовать только человек 30 остается. Все привыкли к удобствам, комфорту, теплой ванной и туалету. Конечно, можно и здесь это все сделать, но не у всех есть такие деньги.
Кроме того, в нашей деревне нет стационарного магазина. Да, приезжает автолавка, но вы видели, что там за товары, какой там «ассортимент»!? Последний раз приехала автолавка, а там только куры и колбаса, больше ничего. Кто помоложе, да еще и машина есть, те в Глуск ездят за продуктами. Я тоже ждут своих родных: приедут на выходные и мне привезут всё, что нужно.
Бобруйский поэт Владимир Малевич родом из Заполья
– Хочу спросить про вашего брата Владимира, педагога и поэта. Расскажите откуда у него такой талант?
– У нас была очень хорошая библиотека – отец любил читать. К сожалению, при пожаре все сгорело. Так вот брат рос среди книг и его врожденный талан с их помощью раскрылся. В нашей семье была традиция: в Красную субботу перед Пасхой мы с братом шли ночевать к бабушке за деревню. Дело в том, что на Пасху рано утром на бабушкиной вишне всегда пел соловей (такое вот мистическое совпадение) и, чтобы не пропустить его пение, мы оставались ночевать. Утром нас бабушка будила, мы слушали соловья и шли обратно домой. Возвращались через греблю (гать), и Володя всегда про нее сочинял стихи. В школе он писал много стихов, всегда выступал на больших праздниках.
Учился в Усть-Каменогорском пединституте, стал учителем истории. Более десяти лет он ездил по Советскому Союзу – работал в Казахстане, в Украине, в России, а в начале 1970-х переехал поближе к родине – поселился на Бобруйщине. Был директором школы, Каменского УПК, районного Дома пионеров, инспектором школ Бобруйского района. Награжден медалью «Ветеран труда» и знаком «Отличник образования БССР». Первый сборник его стихов вышел в 1991 году. Володя умер в 1998-м, ему было всего 60 лет.
У него вышло шесть сборников стихов. Вот его стихотворение о нашем Заполье.
Небольшое облако над полем
Солнышко сияет в тишине,
Вот опять я в родном Заполье.
Удивляюсь каждой новизне
На скамейках, около заборов
Греются на солнце старики.
Меж собой увлекшись разговором,
Вспоминают были от тоски.
Оживают свежею страницей
Снова мысли в памяти моей.
Как смогли они в ней сохраниться
Уж давно ушедших в лету дней?
Непривычно сознавать, но годы
Изменили жизнь и быт людей,
И на песни здесь уже не мода,
И сельчане вроде бы не те.
Мы не так и жили, и любили,
И, быть может, кто-то, как и я,
Вспоминает обо все, что было,
Милый образ в памяти храня.
