Дело в том, что 38-летний Сергей Киселев с детства болеет гипотиреозом (патология щитовидной железы), но окончил школу, училище культуры и сейчас серьезно занимается живописью.
«Я тогда понимала, что случилось что-то ужасное, но что именно – не понимала»
Сергей – второй сын у Людмилы Кузьминичны и Леонида Михайловича Киселевых. Первенец, Михаил, рос активным и подвижным, не по возрасту самостоятельным. Вторая беременность обрадовала, как и первая. Ничто беды не предвещало, вспоминает Людмила Кузьминична. И тут, как гром среди ясного дня – ребенок родился с серьезным заболеванием щитовидной железы. В середине 1980-х диагноз «гипотиреоз» звучал как приговор. Нет, в лечении не отказывали, но излечения никто не гарантировал.
– До сих пор у меня в голове голос врача: «Он такой…, не такой, как все, может, вы его сдадите государству? Вы не выдержите, его нужно лечить, ему нужно будет много уделять внимания», – рассказывает мама. – А у меня ноги ватные, в висках стучит, сердце колотится. Я только и смогла из себя выдавить: «А разве ж лучше меня его кто-то досмотрит?..»
Отказавшись наотрез от такого, как ей казалось, страшного и дикого предложения, она и не представляла, через что ей предстоит пройти. Но были сила и вера в то, что желаемое обязательно будет, если очень стараться. Вокруг же люди! Главное – не сдаваться! Как в известной сказке про двух лягушек, одна из которых, оказавшись в сметане, не сложила лапки, а стала барахтаться и, в итоге, смогла спастись.
Но сказочной лягушке предстояло победить только свой страх. А реальной совсем еще юной девушке с больным ребенком на руках – человеческое равнодушие, неспособность сопереживать и неумение поддержать.
– Врачи хорошо понимали, что меня ждет, а я – нет, – продолжает свой рассказ Людмила Кузьминична. – И пожалели, ведь многие семьи распадаются, которые воспитывают детей-инвалидов. Это было предложение подумать. Я тогда понимала, что случилось что-то ужасное, но что именно – не понимала. Слава богу, и муж не бросил, и родные не отвернулись. Даже как-то так получилось, что эта беда стала цементом, который нас объединил.
«Объясняю-объясняю – бесполезно. Чувствую, что сейчас схвачу книгу и дам ему по голове…»
Первые годы, до школы, Сережа особенно и не отличался от сверстников, может, бегал чуть медленнее и разговаривал не очень разборчиво. А учеба давалась ему тяжело, к чему мама не была готова, но поддержки ждать было не от кого.
– Помню, пишет пример по математике: на одной строчке – одну цифру, на второй – другую. Объясняю, как надо, а он все равно по-своему. Еще объясняю-объясняю – бесполезно. Внутри все кипит, и я чувствую, что сейчас схвачу книгу и дам ему по голове… И в этот момент пугаюсь этих своих мыслей: встала, отошла к окну, схватилась за голову: «Боже, что же я делаю? Я его могу ударить, а он мне ответить не сможет! Разве ж он виноват, что не понимает меня?» От этой мысли мне стало больно. Слезы покатились… Постояла, успокоилась. И начала еще раз объяснять. И еще раз, и еще раз. И вот – получилось! Он сам так обрадовался. «Мама, давай еще порешаем, давай еще», – уговаривал, хотя давно уже должен был спать.
То, что сдвиги есть в лечении и в развитии Сережи, часто видели только родные. Окружающие же где-то тонко, а где совсем открыто намекали: с такими «успехами» ваш сын не сможет ходить со здоровыми детьми в детсад или школу. Мама готова была сама с ним часами заниматься, а затем еще водить к специалистам.
– Было очень больно, когда натыкались на равнодушие тех, кто должен был бы помочь и поддержать. Те же медики, педагоги. Все, что они говорили, я делала: сама занималась, по кружкам водила, к специалистам, а результат чуть заметный. Я – за помощью к врачам, к педагогам, а они в ответ разводят руками. Помню, Сереже было почти четыре года, а он не разговаривал. Пришли к логопеду, а она мне: «Что вы от него хотите? У него же лепет девятимесячного ребенка». Плохо помню, как вышла из кабинета: слезы душат, руки трясутся. Как ей объяснить, что он все понимает, он реагирует на мою речь. Через какое-то время мы попали к стоматологу: врач подрезала язычок (так называемую уздечку языка, эту операцию иногда делают даже новорожденным – прим. ред.), и Сережа сразу заговорил. Ну, скажите, как на это реагировать?
Практически все годы учебы Сережи в школе его маме приходилось доказывать, что ее сын в состоянии осилить общеобразовательную программу. А ей в ответ тыкали пальцем в методички. Она опять просила и умоляла.
– После детского сада его отправляли в школу №4 (вспомогательную – прим. авт.). Я понимала, если он туда попадет, у него не будет будущего, – говорит мама. – Я пошла в школу №16, поговорила с учительницей, которая набирала первоклашек, все ей объяснила. И она согласилась взять Сережу. Но перед 1 сентября нас пригласили на психолого-медико-педагогическую комиссию. Для Сережи встреча и общение с незнакомыми ему людьми – стресс. А тут ему задают вопросы, просят что-то показать, рассказать. Он испугался и в ответ просто молчит. А председатель комиссии мне: «Ничего из него не получится!» Я не смогла ни слова произнести: вся сжалась, как высохшая груша, онемела, как провалилась куда-то… Как мы дошли до остановки, не помню, опомнилась, когда Сережа дернул за руку перед дорогой на площади Орджоникидзе.
«Рисование ему рекомендовали для тренировки рук»
Она все-таки добилась, чтобы сын ходил в школу №16. Потом были художественная школа, домашнее обучение, вечерняя школа, училище культуры. И любимое дело Сережи – та мечта, к которой так стремилась его мама.
– Сережа с детства мечтал стать художником? – интересуюсь у Людмилы Кузьминичны.
– Художником он захотел стать, когда победил в своем первом конкурсе, а до этого рисование ему рекомендовали для тренировки рук. Но сначала у него ничего не получалось – ручки были слабенькими. Толчком стал подаренный в больнице на Новый год карандаш. Лежали мы тогда очень часто, даже на праздники, и на Новый год. Решили с медсестрами устроить карнавал для детей – я помогла всем смастерить костюмы. Сережа был Пьеро, потому что по любому поводу тогда плакал. Подарку он очень обрадовался, но даже обвести предмет на листочке бумаги карандашом не смог. Тогда я взяла его руку с карандашом, и мы начали рисовать вместе. И он так увлекся. И муж, и Миша, старший брат, сразу заметили, как ему по душе рисование. На семейном совете решили, что нужно посещать изостудию.
Ходил Сергей на рисование с удовольствием. А в начале 2000-х мама в газете прочитала про городской конкурс для художников. Предложила Сереже подготовить несколько работ. Он согласился, очень старался. Их пригласили на оглашение результатов, и выяснилось, что его работа была признана победительницей в одной из номинаций.
– Возвращались мы домой счастливые и радостные! – вспоминает Людмила Кузьминична. – Помню, идем по городу, разговариваем о чем-то, а он мне: «Мама, я буду художником». «Хорошо», – ответила я, как будто попросил мороженое купить. Я знала, что до этого еще столько сложностей и испытаний... Но уже знала, что многое могу.
К посещениям больниц и поликлиник добавились посещения практически всех художественных выставок, проходящих в городе. Мама покупала для сына книги по рисованию и фотоальбомы, которые он с удовольствием рассматривал. Что-то особенно впечатляло – тогда долго обсуждали, что именно понравилось и почему. Любимым занятием всей семьи стало составление живых натюрмортов: осенью – из желтой листвы или принесенных из леса грибов, летом – из цветущих букетов, весной – из распускающихся веточек. Сергей очень любил их рисовать. А папа сам мастерил рамки для создаваемых картин.
... Сейчас Сергей с родителями живет в поселке Бруски под Могилевом. Это деревня его детства, где легче дышится и хорошо работается.
* * *
Для справки. Врожденный гипотиреоз у детей – эндокринная патология, связанная с недостаточностью продукции тиреоидных гормонов щитовидной железой или неэффективностью их действия на клеточном уровне. Проявляется вялостью, заторможенностью, мышечной гипотонией, запаздыванием прорезывания зубов и закрытия родничка, отставанием роста, психомоторного и умственного развития. Болезнь достаточно сложно выявить на ранних стадиях без соответствующей диагностики. Причин ее развития несколько, основными являются наследственность и нехватка йода в организме матери. Болезнь может также быть вызвана сильным облучением.
