Ранее опубликованные части: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12.
«Не знаю, как в большом городе, все подвергающем нивелировке, но в некогда наполовину иудейском местечке каждый второй еврей напрашивается в персонажи, – пишет Наум Сандомирский в книге «Грустный клоун», изданной в 2010 году. – Причем с настойчивостью бабелевских и колоритностью шолом-алейхемовских.
А что касается Арона и Баси Гельфандов, то они просто «прорываются» из-под своих могильных плит дружным дуэтом. Слишком уж даже по завышенным еврейским меркам была запоминающейся эта семейная пара.
От дома дедушки их двор отделял только деревянный забор. И когда ветер дул в нашу сторону, можно было почти со стопроцентной уверенностью сказать, каким меню решила Басетул порадовать своих домочадцев. Явно выраженного запаха не имел, пожалуй, только молочный суп с клецками.
Ара Гельфанд своей розовой круглолицестью, узко прищуренными глазками сошел бы за своего у подножия вулкана Фудзияма. Один к одному персонаж из массовки японского киноклассика Акиры Куросавы. Эдакий местечковый Дерсу Узала. На фоне осанистой, крупной супруги смотрелся как велосипед рядом с гусеничным трактором. Интеллектуально верховодила тоже она. И, поверьте, габариты и всякая прочая там антропология вовсе не при чем.
В отличие от Арке (ее женско-ласкательный вариант определения мужа), ежедневно отдающего дань моциону, отдернув простенькую штору, занимала позицию у окна. При этом, заполнив своей нехилой комплекцией весь подоконник, прицельно-умными глазками простреливала небогатое сюжетами и видами уличное пространство. Иначе ее и не воспринимал, как «бабушку в окошке».
Кстати, чуть выше употребленное слово «простреливала» тут же по неписанному закону ассоциаций разбудило параллельное воспоминание. Рядом с домом перманентно повторялся эпизод, где оно применимо в своем прямом значении. А все оттого, что жившая напротив любвеобильная дама на этот раз приютила под своим кровом отставного майора.
Заметим сразу: художественно-хрестоматийным сюжетом здесь и не пахло. Никакого сватовства не было. Торжествовал дамско-гостеприимный принцип: приходи и живи.
При первом же взгляде на бывшего «генералиссимуса» становилось понятно: он в отставке не только у офицерской службы, но и у жизни. С соответствующим «дизайном» внешности. Не самый удачный «эскиз», к которому художнику не захотелось возвращаться. Таких не выбирают, а подбирают. Как Плюшкин брошенную кем-то вещь.
Подбодренный неожиданным поворотом судьбы, примак поначалу даже посветлел. На «полотне» появилось несколько новых красок.
Стоп… Вы можете, нетерпеливо перебив меня, спросить: дался тебе это гой-экс-майор, когда речь идет о таком деликатном материале, как евреи. Но в том-то и дело, что в данном конкретном случае он имеет к ним самое непосредственное отношение. Хотя лучше бы не имел. И ему хорошо, и им спокойнее.
В общем, видимые поначалу обнадеживающие изменения оказались косметическими. Никакая, даже самая яркая палитра не смогла затонировать суть. А она у него на поверку оказалась пьянтосно-охотничья. В одинаковой степени поклонялся как Бахусу, так и Артемиде. Опасный сплав хмельного синдрома с вооруженной агрессивностью. Две страсти в одном сомнительном сосуде стали взаимостимулирующими. Булькающая в проспиртованном желудке водка приводила в лес. Там из заранее приготовленной фляжки он добавлял, а по возвращении все финишировало пьяным дебошем. Впечатляющий аккорд его – ружейный салют.
В большинстве эпизодов заряд находил прибежище в гостеприимном потолке или в менее расположенных к беспорядочному обстрелу стенах. Если подобная разрядка скандалиста носила локальный характер, его действия обсуждались на уровне мещанских пересудов.
Гораздо хуже обстояло дело, когда алкогольный азарт выносил его на проезжую часть улицы, где держал под прицелом прилегающие к ней дома.
Не выпадали из драматургии сюжета и Гельфанды. Если до этого трагического момента Басины глаза взирали на мир лениво и расслабленно, то с появлением «человека с ружьем» вдруг в ней просыпался военно-стратегический талант израильского генерала Моше Даяна.
Бася молниеносно задергивала занавеску и не менее резко отдавала команду мужу, бывшему заготовителю местной артели «Красный богатырь» (в то время в социальной палитре преобладали такие тона).
– Арке, – кричала она, – чтобы через минуту видела тебя лежащим на полу.
Но «краснобогатыровец» лежал уже через секунду, демонстрировав незаурядные физические ресурсы, которые так трудно было предположить у стареющего еврея. Тем паче ни разу не привлекаемого в свое время профсоюзно-спортивным активом артельщиков к сдаче зачета обязательного комплекса «Готов к труду и обороне».
Скорость реакции определяло желание пожить. И еще как пожить! Поэтому и без зычно-командирских распоряжений Баси Арке точно знал, какое место в доме для сохранения бытия выгоднее занять при беспорядочном обстреле.
А вот сама жизнь, как оказалось несколько позже, поражает цель при любой степени маскировки. Оказалось, сапожник в смысле конечного итога ничем не отличается от шолом-алейхемовского столяра.
Всю жизнь Арон Гельфанд цвел здоровьем, но на финише все равно выросло несколько болезней… Они, как сорняки: их не садишь – они растут. Визиты в аптеку расширяли его познания фармакологии, но все меньше помогали в лечении. До сих пор даже не подозревал, что внутри его организма есть какая-то сосудистая система. А когда через прыгающее давление осознал наличие и того, и другого, то она уже не могла порадовать уровнем функциональности.
Быстро одряхлел, получив на «закуску» очень нездоровую старость. Между ней и здоровой такая же разница как между антиквариатом и рухлядью.
Вот и стою перед гельфандовскими оградами (Бася умерла позже), вспоминая их былое присутствие на улице Комсомольской.
В доме, некогда принадлежавшем им, давно живут другие люди. Но когда порой иду мимо него, то так и кажется, что вот-вот раздвинется занавеска и в оконной раме появится поясной портрет седой и грузной Баси.
Или выйдет присесть на лавочку Арон Гельфанд, чтобы поговорить за жизнь с соседом, моим дедушкой Гиршей.
В смысле сочетаемости это как дуэт балалайки с саксофоном. Но когда люди привыкают друг к другу, общие темы и позиции всегда находятся.
Скажем, чем не предмет разговора погода в средних широтах? Евреи любой из них всегда придадут нужные глубокомысленность и актуальность. Ведь иногда главное ни о чем, а как. А уж они это самое «как» обеспечивали сполна.
Делаешь несколько шагов в сторону от могил Гельфандов и со всей очевидностью понимаешь: связи, наведенные при жизни, каким-то странным образом прослеживаются и здесь.
Когда в качестве жениха этот высокий статный бохер (бохе́р – на идише означает «юноша», «парень» или «молодой человек», – прим. ред.) аж из самого Бобруйска появился в более скромном глусском интерьере, имея на голове шикарный головной убор и на ногах модные замшевые сапоги с разводами коричневой кожи, то многие в местечке говорили:
– Басину Тамару огиголт?
В смысле озолотило.
Арке при этом не очень обижался, что с его именем семейная радость не связывается – это подразумевалось само собой. Как некогда и его личное участие в появлении на свет двух красивых дочерей. Одну из них как раз и «вычислил» рыжекудрый Зяма, имевший во рту пару хороших золотых зубов. При тогдашнем уровне местечковой стоматологии это-таки производило неплохое впечатление.
Работать новоприобретенный родственник Гельфандов устроился, разумеется, не в производственной сфере. Его скромные запросы вполне удовлетворил так называемый «железный» магазин. Он же хозяйственный и всяких бытовых железяк здесь было действительно немало. Отсюда и прицельная корректировка в сторону одного из металлов периодической таблицы Менделеева.
Когда вальяжный Зяма, он же Залман, он же «гелэр» (рыжий) бобруйский бохер громадой медного всадника (цвет волос провоцировал ассоциацию) нависал над прилавком, то это впечатляло не меньше коронок из благородного металла.
И вообще-то человек был весьма своеобразный, «лица не общим выраженьем». Дал почувствовать такую особость сполна, хотя из жизни ушел, едва пере шагнув сорокалетний рубеж. Да и умер как-то уж слишком по-гусарски, в контексте своего неугомонного темперамента. Упал прямо за карточным столом, тем самым наглядно подтвердив правомерность предположения о том, что жизнь – игра».
Продолжение следует!
* * *
Приглашаем всех читателей поделиться своими воспоминаниями, фотографиями и историями о Глуске 1950-60-70-80-х!
Ваши личные истории и уникальные моменты, запечатленные на снимках, помогут сохранить богатое наследие местечка и создадут полное представление о его жизни. Вместе мы можем собрать ценные материалы, которые отразят дух и атмосферу Глуска, и подарим будущим поколениям возможность узнать о его прошлом. Не стесняйтесь делиться своими находками и воспоминаниями – каждая история имеет значение!
Электронная почта корреспондента: o.janushevskaya@yandex.by или оставьте свои координаты, кликнув на надпись «связаться с редакцией» внизу на главной странице сайта.
