22-летний Антон Ткачук окончил Мозырьский государственный педагогический университет по специальности «преподаватель истории и обществоведческих дисциплин», а сейчас учится в магистратуре Гомельского государственного университета им. Скорины. Молодой человек увлекается военно-исторической реконструкцией, состоит в клубе «Бобруйский рубеж». После магистратуры мечтает служить в армии.
– Меня всегда интересовала история, – говорит парень. – Конечно, на это повлияла моя мама Валерия Яновна Ткачук, которая является краеведом и работает в центре туризма и краеведения Бобруйска. И рассказы бабушки о жизни до войны, в период войны и после, всегда вызывали у меня большой интерес.
«С полок магазинов сразу стали исчезать спички, керосин, мука, крупы, соль»
Галина Антоновна Лукашевич родилась в 1926 году в Подмосковье.
– В детстве бабушка была очень слаба здоровьем, и поэтому мать отправила ее в Белоруссию к своей сестре, – рассказывает Антон. – Тетя жила в деревне, муж ее участвовал в коллективизации. В 1937 году их семья переехала в Бобруйск. Так случилось, что тетя и ее муж удочерили мою бабушку. Когда началась война, бабушке Гале было уже 14 лет, потому она все хорошо запомнила.
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«Для меня, как и для многих, война началась 22 июня с речи наркома иностранных дел Молотова. Я шла на другой конец города к семье моего брата Сергея, которого в марте призвали в армию. И вот, проходя мимо городского театра, увидела толпу людей, с тревогой слушавших голос, доносившийся из большого черного рупора, который висел на столбе: «Сегодня, в 4 часа утра, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну...»
После этой речи с полок магазинов сразу стали исчезать спички, керосин, мука, крупы, соль... Придя к семье брата, я застала его жену Клавдию, которая в спешке велела мне присмотреть за детьми, а сама куда-то убежала. Вернулась она нескоро, с мешочком гороховой муки в руках. Это было все, что удалось урвать от обезумевшей толпы...»
«В городе власти нет»
Домой 22 июня Галя вернулась поздно вечером.
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«Дома было все спокойно, все были уверены, что врага разобьют в приграничной зоне.
На второй или третий день над городом появились первые самолеты. Люди еще спорили: свои, не свои, и тут на нас полетели бомбы! Завязался бой между нашими «этажерками» и немецкими «мессерами». За час-полтора я насчитала 32 наших самолета, уничтоженных в этом бою. 
Ходили слухи, что городские власти уже покинули город. Мой отец, бывший член КПБ(б), ярый патриот, направился в исполком. Вернувшись, он с печалью констатировал: «В городе власти нет».
Мы собрали пожитки: одежду, еду, документы, вышли из дома, переправились через Березину по деревянному мосту в районе крепости и направились в сторону Могилева. Недалеко от деревни Мышковичи заметили в лесу большую группу людей – красноармейцев, отступавших по лесам вдоль дороги...»
«Немцы в черных костюмах с красными галстуками играли на губных гармошках»
Семья решила передохнуть несколько дней в Мышковичах, остановились у сестры отца.
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«Дом стоял на окраине деревни и через поле хорошо была видна дорога на Могилев. На рассвете нас разбудил шум моторов. Отец, вернувшись со двора, сказал, что по шоссе идут немецкие танки... Мы возвращались в Бобруйск той же дорогой, что шли несколько дней назад. Навстречу нам шли и шли танки, на которых сидели немцы в черных костюмах с красными галстуками и играли на губных гармошках. Играли и улыбались, наверное, надеялись на скорую и легкую победу.
Мост, по которому еще совсем недавно мы шли, сгорел. Из воды торчали лишь бревна, по которым мы кое-как перебрались на другой берег. В реке уже плавали десятки трупов... Красноармейцы, немцы, все вперемешку. Так для меня, 14-летней девочки, началась война и долгая трехлетняя жизнь в оккупации...»
«Они были похожие на ходячие скелеты»
Когда семья вернулась в Бобруйск, дом их был опустошен, из него вынесли и мебель, и посуду.
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«Жена брата ходила на скотобойню и меняла там яйца на требуху. Требуха – это жесткое мышечное мясо коровьего желудка, из которого варили суп с добавлением крапивы.
Многие магазины закрылись, и лишь в некоторых за старые, еще советские, деньги, можно было купить горбушку хлеба.
Я ходила в магазин с авоськой за хлебом мимо «Дома коллектива», а в его дворе уже соорудили проволочный забор и работали пленные. Они были похожие на ходячие скелеты, обтянутые кожей, подходили к ограде и даже не просили, просто стояли. Почти весь хлеб я им и перекидывала через забор. А когда приходила домой и рассказывала об этом родителям (дяде и тете), никто на меня не ругался, несмотря на то, что самим было есть нечего. Все надеялись, что где-то и нашему Сергею (моему брату) кто-то также кинет краюшку хлеба. Его жена Клава каждый день ходила по городу, по местам, где были военнопленные, в надежде найти мужа. 
... Ночью 7 ноября мы не спали. Над городом нависло зарево пожарища, бесконечные пулеметные очереди доносились до нас. Уже потом мы узнали, что в ту ночь в концлагере было расстреляно и сожжено около 18-ти тысяч военнопленных…»
«Мать специально облила мне руки кальцинированной содой»
В октябре 1942 года Гале исполнилось 16 лет, и ее отправили на «биржу труда».
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«На распределении я попала работать в офицерское общежитие. Немцы очень боялись зимних холодов и заставляли нас топить, пока капля воды, попавшая на печь, не будет мгновенно испаряться. Однажды ко мне обратился с какими-то словами немецкий офицер. Не поняв, я послала его к черту, думала, что и он не поймет меня. Но через несколько дней, когда я снова встретила его, он сказал по-русски: «Ты совершила ошибку. Больше так ни с кем не поступай, иначе попадешь в беду». Я до сих пор помню его фамилию – Ворм.
Немецкие офицеры относились ко мне хорошо, они называли меня «Галья», подкладывали мне марки, булочки и конфеты. Всю еду, а тем более, сладости, я несла своему маленькому племяннику.
Немецкие офицеры, с которыми я общалась, были обычными людьми, которые занимались обычной тыловой работой, без всяких зигзагов на петлицах.
Весной эту часть перевели в Старые Дороги, а меня – работать на лесокомбинат, откуда хотели отправить в Германию. Но мать специально облила мне руки кальцинированной содой, чтобы на них появились волдыри и язвы, похожие на кожную болезнь. Немцы боялись кожных заболеваний и отправили меня обратно на завод, где я и проработала до самого освобождения. А шрамы от тех волдырей и язв остались на всю жизнь...» 
«Земля еще несколько дней дышала...»
Бобруйск в период оккупации напоминал концлагерь, вспоминала Галина Антоновна: «По городу ходили люди с желтыми шестиконечными звездами на груди, на спине и на лбу (в нацистской Германии и на оккупированных территориях такие «звезды позора» обязывали нашивать на одежду евреев). Люди даже боялись подходить к ним, так как и их тоже могли принять за евреев. Позже всех со «звездами» согнали в гетто и живьем закопали во рву... Земля еще несколько дней дышала...
Там, под землей, были и мои одноклассники, и учителя, которые совсем недавно учили меня. Многодетную семью моей одноклассницы Хаи Тыньяновой полностью уничтожили. Потом узнали, что за оккупацию в городе погибло около 44 тысяч человек...»
«Все шоссе было усеяно трупами»
В 2024 году исполняется 80 лет белорусской наступательной операции «Багратион» (1944), в результате которой Беларусь была освобождена от фашистов. Важной частью этой операции стал «Бобруйский котел», в котором были разгромлены главные силы 9-й армии вермахта, оборона противника прорвана, и наши войска перешли в решительное наступление. Что происходило в те дни (24-29 июня 1944-го) в городе и окрестностях?
Все ближе и ближе к городу подступала наша артиллерия, была слышна канонада.
Из воспоминаний Галины Антоновны Лукашевич:
«Мы очень боялись, что немцы, отступая, сожгут весь город вместе с населением. Немцы ходили по городу и убивали мужчин, а молодежь угоняли в Германию. Мы с соседями ушли в ближайший лес. Недалеко от деревни Еловики, в болоте, попали под обстрел. С одной стороны стреляли немцы, с другой – наши. В этой суматохе куда-то пропал отец с соседом, остались только женщины и дети.
Вскоре все стихло, и нас обступили немцы. Нас погнали к шоссе и заперли в старом сарае. Через его щели было видно, как советские самолеты расстреливали отступающих немцев. Летело все: руки, ноги, головы. Все шоссе было усеяно трупами, и этому кровавому полю не было видно конца и края... Нас освободил из сарая немецкий врач. Он быстро нашел общий язык с мамой. Они о чем-то разговаривали на польском. Он решил провести нас в город взамен на то, что мы заступимся за него перед советскими властями. Мы повели его через лес в город как военнопленного, под прицелом его же оружия. По дороге из кустов вылезали немцы в ободранной форме с белыми майками на палках и кричали: «Гитлер капут!»...»
Город освободили, вернулся отец. А в августе 1944-го пришло письмо, что брат Гали, Сергей, пропал без вести под польским городом Кольно. Больше о нем родные ничего не слышали.
В 1944-м, после освобождения Бобруйска, Галину по доносу осудили по статье «государственная измена» – за то, что работала в офицерском общежитии. И сослали ее на 10 лет в Магадан на поселение. Там она вышла замуж и в 1956 году родила дочь. Спустя два года молодая семья вернулась в Бобруйск, и в 1960-м у них родилась вторая дочь – мама Антона.
Галина Антоновна Лукашевич все жизнь работала медсестрой в больнице им. Морзона.
