Когда мы делали обзор цен в городских обувных мастерских, стало понятно, что с Яковом еще есть много о чем поговорить интересном. А для Якова та статья тоже наделала шуму:
– В субботу на сайте написали, а в воскресенье с утра стали звонить знакомые: «Ты у нас – звезда!» Прочитали и стали друг другу рассказывать. Потом в среду газета вышла – пошли люди массово, и с района, и даже с Гагарина и 6-го. Говорят: мы про вас прочитали, хотим сдать у вас в ремонт. Я им: «А вдруг я плохо делаю?» – «Нет». Вы ж написали, что и ремонт одежды делаю – и с ней прибежали. Хотя про это постоянно на двери написано, но на дверях большие буквы не читают, а в газете маленькие увидели (смеется).
– Внучка клиентки узнала на заглавной фотографии бабушкин ботинок, та потом радостно говорила: «Я видела, как вы его делали!» – продолжает Яков. – И мама девочки, что 10 лет назад подарила самодельный сапожок, тоже его увидела на фото. Порадовались, что сохранился. Теще соседи сказали, что про зятя написали в газете. Я и не думал, что столько народу газету читают!
«Исаак родил Зяму, Мишу, Леню, Мулю...»
В день нового прихода корреспондента в мастерской работало три человека – кроме Якова, еще Анатолий Константинович и Дора Леонидовна. Его родители. Ранее сотрудники этой мастерской, а теперь пенсионеры.
– Когда вы позвонили, что сейчас придете, я аж засмеялся – будто специально их позвал. А они совершенно случайно собрались сегодня прийти что-то поделать – для себя, для знакомых. Ну и клея родного понюхать, – смеется Яков. – Хотя мы, конечно, уже почти не ощущаем этот запах, привыкли.
– Я и не думал, что когда-нибудь на пенсию пойду, – говорит «доктор обувных наук» Поляков-старший, зашивая… боксерскую перчатку. И такие заказы бывают – почему нет, если у клиентов – кожа, а у обувщиков – руки.
В общем, рассказывать про семейную династию, вспоминать и уточнять подробности было кому.
– И мой отец, и его деды-прадеды все были сапожники! – с гордостью заявляет Дора Леонидовна.
Самый старший из династии, про кого хорошо известно – прадед Якова, дед Доры Исаак Хайкин – был сапожником в Рогачеве. До войны. А в войну пошел на фронт и погиб, как и его старший сын. Но всего у него было 5 сыновей и 4 дочки. «Исаак родил Зяму, Мишу, Леню, Мулю, Леня родил Дору, Дора родила Якова и Михаила» – династия продолжилась. Леонид поработал сапожником до войны. Зяма (так по-семейному, официально Дмитрий) и Муля (Самуил) Хайкины работали в Бобруйске: Муля – в райбыткомбинате, а Зяма – на ФИРО (фабрике индпошива и ремонта обуви), впоследствии – «Славутиче». Михаил работал обувщиком в Рогачеве.
А как в этой семье оказался Анатолий Поляков – закрученная история. Он тоже из Рогачева, но рос в детдоме. Подростком пошел учеником к обувщику Михаилу Исааковичу. В 1970-м учился на курсах в Гомеле, выучился на модельера-заготовщика и мастера новой технологии – только тогда в СССР стали в сапоги вшивать замки.
– Какое облегчение сделали женщинам! – вставляет Дора Леонидовна.
Да, наконец-то, сделали, хотя придумали высокие женские сапоги с застежкой-«молнией» еще в 1959-м, причем, в СССР. Но все эти годы пользовался этим изобретением только остальной мир.
– А после курсов, – продолжает Яков, – папа с дядей Муликом (Самуилом Исааковичем) поехал в Казахстан. Папа, кстати, заменял дяде Муле старшего сына, и сам его очень ценит, даже чтит.
– Он мне, как отец, – с чувством добавляет Поляков-старший. – У меня дома его портрет стоит.
Так вот, сразу по приезде в Казахстан Анатолий познакомился с еще одними родственниками Самуила и с его племянницей. Самуил Анатолию Дору «засватал»: «Она домашняя». И очень быстро Анатолий с Дорой поженились.
«Сапожника понесли!»
Леонид Хайкин поехал в Казахстан на «целину» еще в 1956-м. С тремя детьми, Доре тогда было всего 10 месяцев. Именно из-за детей и поехал – на целине давали «подъемные», а в Беларуси большую семью содержать было сложно. А сразу после войны Леонид работал в Узбекистане и там был репрессирован на 7 лет. «По тем временам немного», – говорит Яков. Вышел – и в Казахстан. Работал там уже не сапожником, а...
– Кем только ни работал, – говорит Дора Леонидовна. – И я там прожила 25 лет, а папа с мамой – 28, до пенсии.
А Мулик с Анатолием и в Казахстане работали сапожниками.
– Они шили казахскую национальную обувь, – рассказывают дочь и внук. – Ичиги (ударение на первой букве) – повседневная, вроде высоких тапочек или мягких ботиночек, и саптама (ударение на последней) – высоченные сапоги для верховой езды и без разделения на правый-левый. Прямо на ичиги надевали саптама. А потом запустили массовое производство унт.
– У меня не было выбора, – выдыхает Яков. – Давай, мама, расскажем эту историю.
– Яша родился в Казахстане, в ауле в Карагандинской области. И когда его в роддоме несли первый раз матери в палату, казашка (которая рожала десятого, а я – первого) увидела его раньше, чем я, и громко всем сказала: «О, сапожника понесли!» Малыш был очень похож на папу, а не знать сапожника в Казахстане было невозможно – их было мало, и они очень ценились.
– Так что мне оставалось делать, – восклицает Яков, – если казашка при рождении так сказала?!
– Когда Яше годика четыре было, еще говорил плохо, – улыбаясь, вспоминает мама, – он мне обещал: «Когда вырасту, куплю тебе красивую платью и сошью топ-топ». Выполнил. И в Бобруйске уже во втором классе в сочинении писал, что хочет быть сапожником.
Да, как каждый уважающий себя сапожник, Яша не только ремонтировал, но и шил обувь, не только обещанную маме. Когда со всем, в том числе, с обувью, в стране было тяжело, а у Якова была свадьба – и он, и невеста, и ее подруги, и многие другие гости были обуты в сделанное им. И как каждый стереотипный сапожник, в последнее время Яков в основном «без сапог» – без своих.
– Все-таки сейчас выбор большой, так я ленюсь шить сам, когда можно хорошее купить. Много продается, конечно, ерунды, но мне с этим проще, я быстро качество определяю.
«Частники плохие, а мы в государственной ремонтируем»
В 1981-м Анатолий с Дорой и детьми вернулись в Беларусь. Дора работала ревизором Домов быта по району, Анатолий устроился на ФИРО. Там уже работало огромное количество его новых родственников, Хайкиных. А в 1993-м учеником пришел и Яша.
На этой фотографии Яша сидит в центре. Вторым слева стоит его отец Анатолий. Рядом с Яшей слева – бывшая ученица его отца, а тогда наставница Яши Анна Белан (в замужестве Чернова). За ней сидит двоюродный брат Доры Борис Самуилович Хайкин. На фото попал (стоит рядом с Анатолием) и родной брат Доры, Алик (Аарон) Хайкин, который – очень сложно поверить – не сапожник, а железнодорожник, просто заехал в гости вовремя.
– У меня все записи в трудовой на одной странице, – показывает Яков. – Это с учетом переименования ФИРО в «Славутич». А на второй уже «Уволен».
– На «Дажынкі», в 2005-м, фабрику расформировали, и нас всех отправили на вольные хлеба, – вздыхает Анатолий Поляков. – Я среди самых последних уходил.
Яков открыл ИП. Поляков-старший быть начальником не хотел, и сын взял родителей как наемных работников.
– Я папу называл «брэнд мастерской», – говорит Яков. – Он выходил к клиентам со своим юмором, они его знали под кличкой «Поляк». Два месяца мастерская пожила в одном здании с «Вестой», а потом переехала метров на триста – к почте, на Орджоникидзе, 42. Сюда же вслед за мастерами с ФИРО и «Славутича» перешли и многие клиенты.
– Многие ничего не заметили, думали, это тот же «Славутич». Даже говорили: «Частники плохие, а мы в государственной ремонтируем», – Поляковы смеются.
В лучшие времена в фирме Поляковых работало не трое, а 5 ремонтников (в том числе и Борис Самуилович) и два кассира. Дора Леонидовна пришла в семейную фирму как бухгалтер, кассир и приемщица, но…
– Но как-то муж не успевал что-то строчить, я помогла – так и сама стала ремонтировать.
Гены не обманешь.
В закрывающемся «Славутиче» Поляковы выкупили крутой «обувной комбайн» HARDO – хоть и 1987 года, но производства ФРГ. До сих пор прекрасно помогает выполнять множество операций с разной обувью.
А когда в Авиагородке военная часть распродавала имущество, там взяли рукавную машинку – она так и стоит в армейском ящике.
– Такого железа, наверное, никогда больше не будет, – говорит Яков. – У нее такая мощь – она шьет все! Хотя мы и взяли ее только с ножным приводом, двигатель не брали.
Есть и вторая такая машинка, Яков говорит: «Она китайская, но тоже хорошая». А есть и абсолютно уникальный, персональный инструмент.
– На ФИРО в особом модельном цеху (на Минской, где женская консультация и магазин «Квартал») работал папин друг Михаил Адольфович Безлер, настоящий немец, – рассказывает Яков. – Совершенно настоящий – педантичный, дотошный, бережливый. Изящную обувь делал. И у Михаила Адольфовича было хобби мастерить разные интересные вещи. И он сделал нам молотки под руку. Гипсовый оттиск ладоней делал, чтоб идеально ложился. Не молоток, а скрипка Страдивари. При правильном использовании одного хорошего молотка хватает на всю жизнь, а у меня и запасные есть.
Такие персональные молотки есть и у Анатолия, и у Якова, и у Михаила.
Кстати, брат Михаил, про две семейные мастерские которого мы писали 2 года назад, Якову не конкурент.
– Мы с братом работаем в разных районах, поделили город, – смеется Яков.
Приколы и подарки от клиентов
– Мы с братом ломаем стереотипы, – продолжает Яков Поляков. – Народная молва гласит, что сапожник – это матерщинник и алкаш. А мы не пьем, не курим, и ругаемся, только когда сильно припрет и не на рабочем месте.
Ругаться на работе можно разве что на качество современной обуви: прямо во время беседы Яков, только взглянув и сунув руку в очередной ботинок с рынка, комментирует: «Тут нарушены технологические процессы… все». Но комментирует меланхолично, давно привык. Гораздо больше ситуаций, когда хочется не ругаться, а смеяться.
–Я уже говорил, что не читают надписей на дверях, не знают официального названия мастерской и что сюда можно позвонить – хотя всю информацию получают приклееной к подошве. А я специально городской номер сюда провел, чтоб пенсионерам было удобнее.
И телефон поставил не просто стационарный, а старый добрый дисковый. Винтаж, но приносит новые анекдоты:
– Подростки приходят без своих мобилок, а вдруг что-то уточнить у родителей надо, я говорю: вот телефон, звони. А они глаза вытаращат: «А КАК с этого звонить?!»
И клиенты не только из Даманского или вообще Бобруйска.
– Едут из Кировска, Осиповичей, Елизово, – говорит Яков. – Там сейчас проблема с обувщиками, вот едут сюда.
– Если правильно работаешь, тогда и работы много, – добавляет тоже логичное объяснение Поляков-старший.
Заметить во время интервью, что у корреспондента на ботинке заклепка сломалась, и под предлогом «не могу спокойно смотреть!» починить – это правильная работа. Или надо девочке профилактику заменить, а она просит, чтоб рисунок был похож на каблучный:
– Девочкам это важно. Подобрал похожий.
Неудивительно, что с клиентами у бобруйских «Сандляров» отношения хорошие, а зачастую и очень теплые. Вся мастерская уставлена и увешана разнообразными сувенирчиками в виде сапожков, туфелек и ботиночек – Яков с плохо скрываемой гордостью говорит, что ни одного не купил. Все подарили. Даже картины рисуют специально для любимой мастерской. И плетут сувенирные ботики.
– Из деревни бабульки несут то свои огурчики, то орехи, – продолжает Яков. – А недавно мужчина понял из телефонных разговоров, что у меня день рождения, сказал: «Щас буду!» и убежал. Прибежал с шампанским. Я говорю: да зачем? А он: надо!
Да, между выходами двух материалов Яков Поляков отпраздновал юбилей, 50 лет.
– Папа проработал в одной специальности 41 год. Мне 50, уже 30 лет стажа – значит, до пенсии я его обгоню, – смеется юбиляр.
Последний шанс продолжить династию
Из когда-то широчайшей обувной династии многих уже нет, а кто уехал. Сейчас в Израиле сандлярами работают два брата, пожилые сыновья Самуила Хайкина: Изя – на фабрике, а Леня – по-нашему, ИП (поэтому ссылка на эту статью сразу полетит в Израиль). В Бобруйске дело продолжают братья Яков и Михаил Поляковы. Их дети дело не продолжили. Династия заканчивается?
– Пока да… – тяжело вздыхает Яков. – Работа нелегкая и сейчас менее нужная. Когда мы всемером работали – всем хватало и работы, и зарплаты. А потом китайской дешевой обувью все завалили и нас подставили. Стало проще и дешевле купить новую такую же, чем ее без конца ремонтировать. Солидную качественную обувь сейчас немногие себе позволяют. Теперь работаю один… Было время, сам собирался сменить работу. Но папа говорил: работай, люди и деньги придут. Слава богу, потом утряслось. За последний год я ни одного дня не сидел, смотря в потолок. Спрашивают: ты устаешь? А если работа любимая, я могу работать сутками.
А дети… Еще есть такой момент: руки сапожника – это не руки строителя. Сложно понять, но они совсем разные, просто физически. Но у меня есть еще последний шанс. Мой третий сын Тёмка, ему почти четыре, вот он очень верткий, у него и руки должны быть «правильные». Может, у него получится продолжить мою профессию?
