Когда на каком-то хоккейном матче в 1980-х я увидел группу иностранцев, выряженную в наши шапки-ушанки, до меня дошла вся сакраментальная суть этого эпического головного убора, который, наверное, достоин отдельной поэмы ничуть не меньше, чем, к примеру, валенки или драник, пишет автор Magilev.by.
Сам проходив два с половиной десятка зим в ушанке, только благодаря спортивной телетрансляции я неожиданно сделал для себя открытие – так это же брэнд высочайшей пробы! Как ожерелье из зубов акулы (в хорошем смысле слова) у папуасов. А мы-то ведь и не догадывались – «тусили» в ушанках направо и налево. «Пыжики» – это если по блату, «кролики» – это уже для широкой публики. Сидишь себе в январе, к примеру, возле гостиницы «Могилев», «Спидолу» или «Океан» слушаешь. Там всегда ветер (не забыли?), а тебе – хоть бы хны.
Правда, иногда обладатели роскошных шевелюр отказывались вообще от какого-нибудь головного убора. Ходили по морозу, терпели, но не позволяли шапке скрыть прическу – ведь на нее столько было затрачено времени!
Опускать у шапки уши было непринято. Ну, типа – мы ведь не хлюпики всякие.Вспоминаю огромную, из какого-то медведя, шапку Коли Клишевича, в которой он в нынешнюю маршрутку и не вошел бы… А в тогдашний «Икарус» – запросто.
Одна из отличительных особенностей таких шапок с поднятыми ушами – они легко слетали с головы. Достаточно лишь небольшого, но резкого толчка и ушанка уже на земле. Или в руках толкнувшего. При желании в темном перулке или подворотне шапку просто сбивали, хватали и убегали. Как правило у тех, кто, по понятным причинам, нетвердо стоял на ногах. Так что обладатели дорогих пыжиковых головных уборов, отправляясь на какую-нибудь вечеринку, всегда рисковали вернуться домой с непокрытой головой:
Много не пей и молчи в тряпку,
Иначе домой вернешься без шапки!
В советское время шапченцию всегда можно было продать. В один момент. Также очень легко продавались наручные часы.
Однажды Гена Хак праздновал, кажется, свое 25-летие. Шумная компания, человек тридцать, собралась в банкетном зале ресторана гостиницы «Могилев». Широта натуры юбиляра сыграла с ним злую шутку – по выходу из «кабака» выяснилось, что денег для расчета за богатый стол не хватает. Гена заложил свои «котлы» (так называли часы), и не какие-нибудь швейцарские, а обыкновенный минский «Луч», которые администрация ресторана взяла в залог с огромной радостью.
