Трудно, наверное, быть более могилевским художником, чем Вера Юркова. Жители областного центра, его дома, улочки, площади, окрестности – все это обязательно, в той или иной форме присутствует практически на всех картинах известной, и не только в Могилеве, художницы.
А ведь истоки Веры Юрковой – в Бобруйске. Именно туда во второй половине 1950-х из Германии, где родилась наша героиня, прибыла семья Юрковых, после того как отца, военного летчика, перевели на службу в город на Березине.
Из Бобруйска спустя почти полтора десятка лет Вера отправилась в Минск поступать в художественное училище имени Глебова, а позже – в театрально-художественный институт.
Потом будут и интересные творческие проекты, и персональные выставки (две из них – в Париже), и престижные международные пленэры, и запоминающиеся живописные и графические картины художницы... Но творческий фундамент заложен здесь, в Бобруйске.
Детские воспоминания: кулек с зефиром, пучок редиски
– Не так давно я вдруг отметила для себя, что пора бы уже навестить город своей юности и неспешно пройтись по дорогим сердцу местам, – рассказывает Вера Ивановна, глядя в даль на лавочке театрального скверика в Могилеве (в доме напротив, на втором этаже, находится мастерская художницы). – Поехали с подругой. Это была незабываемая и волнующая поездка.
Порадовала Социалка, ставшая пешеходной. Да и вообще, центр города сохранил свою архитектурную особенность, колорит и привлекательность. Вспоминаю, как мама купила мне в булочной-кондитерской на Социалке наш бобруйский зефир. Сто граммов. Это ровно три с половиной зефирины. А в то время по улице часто ездили запряженные лошадьми телеги, и на проезжей части, как вы понимаете, оставались кучи навоза. Вот иду я с этим зефиром в газетном кульке, счастливая и довольная, а тут повозка. И лошадка такая красивенькая. Я засмотрелась на нее, переходя улицу, и не заметила велосипедиста, который на полном ходу мой кулек выбил из рук. Весь зефир оказался... ну, вы поняли, где.
А вот центральный рынок разочаровал. В годы моего детства и юности здесь можно было, как говорили, черта купить. Кроме того, кругом там были какие-то магазинчики маленькие, торговые лавочки с чудными вывесками, парикмахерская… Точильщики ножей и ножниц, лудильщики кастрюль… Сегодня я базар не узнала – все перепрофилировано, стоят какие-то ангары, интерьер полностью изменен. К счастью, нашла то место, где мы с бабушкой однажды продавали выращенную на грядке редиску. Урожай у нас в тот год был хороший, мы взяли с собой на базар очень много пучков. Но продали всего лишь один. У всех в тот год был хороший урожай! И я нашла то место, где мы с бабушкой стояли.
Бобруйский Бельмондо и пожарка с колокольней
У Веры Юрковой есть несколько еще институтских работ, где изображен тогдашний рынок Бобруйска. На одной картине – цирк с мотоциклистами, который приезжал почти ежегодно. На другой – мебельный магазин на базаре.
– Директором этого магазина был муж моей учительницы по фамилии Стронгина, – вспоминает Вера Ивановна. – Он всегда стоял на крыльце, как правило, в длинном кожаном пальто и ждал покупателей. Очень респектабельный мужчина, чем-то напоминавший французского актера Бельмондо.
Мы в детстве бегали смотреть на старую городскую «пожарку» с колокольней, прямо за рынком на Чонгарской, это была архитектурная экзотика. Очень довольна, что ее сохранили. Правда, огорчило, что внутри «пожарку» обложили какой-то невыразительной плиткой, тем самым выхолостив ее неповторимый дух.
Район бывшего кинотеатра «Пролетарий», улицы Бахарова, Чонгарская, Урицкого... Их колорит надо обязательно сберечь.
Хлеб, сарделька и кисель
– Побывала я в своей бывшей 8-й школе, где училась с первого класса, – продолжает художница. – Напротив нее была школа №9. Теперь их, как мне сказали, объединили в одну. Никогда не забуду завтрак, который нам выдавали по средам в 11 часов – половина малиновского стакана вкуснейшего розового киселя, кусочек свежайшего хлеба и половина сардельки. Это был царский завтрак. Я ждала эту среду всю неделю. Была там еще такая замечательная яблоня, ветки которой свисали прямо в большущий уличный туалет, его уже снесли, и самые вкусные спелые яблоки падали в самое неподходящее место.
Сразу по приезду из Германии мы жили в офицерских бараках в центре. Потом нам дали новую квартиру, но я продолжала ходить в 8-ю школу (пешком, через улицу Сакко и Ванцетти).
Как денди лондонский…
Первая проба кисти была такой...
– Когда мне было 10, после моей неудачной попытки записаться в танцевальный кружок Дома офицеров, мама вспомнила, что я в 3 года нарисовала впечатляющего дракона, и мы с ней направились в Дом пионеров. Класс изобразительного искусства находился высоко, как бы в мансарде. Навстречу нам вышел поджарый, высокий, смугловатый мужчина. Очень приветливый и улыбчивый.
Это был легендарный Борис Федорович Беляев, педагог от Бога, воспитавший народного художника Беларуси Георгия Поплавского, многих других известных живописцев. Хотя сам он рисовал в этаком полулюбительском стиле. Когда я впервые пришла к Борису Федоровичу на занятия, то сразу поняла – здесь мой дом.
Он был тяжело контужен на фронте. В госпитале познакомился с медсестрой, которая его выходила и потом стала его женой. Жили они душа в душу.
Борис Федорович очень любил детей, обожал с ними заниматься. Наверное, потому, что своих у него не было. Был очень эрудированным человеком, очень хорошо знал историю искусств. И не просто об этом рассказывал, а мог преподнести с юмором, с артистизмом. Неспроста он вечерами играл в народном самодеятельном театре. Всегда одевался и выглядел, как денди.
В изостудию я ходила до упора по возрасту. Когда в 8-м классе мы писали традиционное сочинение «Кем я хочу быть», я слукавила и написала, что хочу быть врачом – чтобы никто не сбил меня с пути художника.
И я поехала в Минск и, несмотря на большой конкурс, поступила. Помню, пришла летом домой после пляжа на Березине – жарко, душно. Смотрю, мама держит в руках какую-то бумажку и плачет. Я спрашиваю: «Что случилось?», а она в ответ: «Вот вызов пришел из училища на учебу. Я думала, ты не поступишь… Поступила. Теперь вот уедешь от нас»...
Что вдохновляет
– Возвращаясь к бобруйскому периоду своей жизни – это время наложило на меня и мое последующее творчество очень глубокий отпечаток, – подытоживает Вера Ивановна. – Там я почерпнула и ложку меда, и ложку дегтя. Сколько шишек там набила… А умение увидеть прекрасное, воспитанное Борисом Федоровичем Беляевым, меня вдохновляет всю жизнь.
Вера Юркова продолжает свою активную творческую деятельность. Не так давно в музее Павла Масленикова Могилева прошла ее замечательная персональная выставка.
На проходящей в выставочном зале музея истории Могилева коллективной выставке «Вобразы натхнення» Юркова предстала в новом для себя качестве художника-абстракциониста. Ее яркий триптих «Смятение» отражает необычную ситуацию, возникшую на глазах художницы на пленэре в Сербии. Наверное, конкретные образы здесь не смогли бы передать тех чувств, которые владели автором.
Расставаясь, Вера Юркова поведала мне об одном из своих заветных желаний. Оно из области тонкой материи, вполне соответствующее творческой натуре: «Когда я умру, чтобы об этом никто не узнал».
Ну, так ведь картины – продолжение художника – останутся, подумал я, и они будут жить своей полноценной жизнью.
Подумал, но не сказал. Зато сейчас напишу, как нашу общую (с читателями) реакцию на рефлексии тонкой материи: «Дорогая Вера Ивановна! Живите долго и счастливо, продолжая радовать нас своими работами!»
