Лето как-то незаметно вкатило в август. Того и гляди – закончится. Не за горами и 1 сентября. Самое время вспомнить про учебу. Пусть даже и учебу в «брежневские» времена. К примеру, в семидесятые годы прошлого века. Ведь в жизни все происходит по-новому и в то же время повторяется снова. Студенты разных поколений не дадут соврать.
Легендарный ММИ, он же «машинка»
К моменту окончания десятого класса я сдружился со своим одноклассником Витей Поревым. Одной из наших точек соприкосновения было страстное увлечение рок-н-роллом. Именно поэтому Витя без каких-либо колебаний согласился вместе со мной, за компанию, тоже отправиться в «поход» за дипломом ММИ, по той же специальности «Подъемно-транспортные машины и оборудование».
Жалко, вступительные экзамены не предусматривали испытаний рок-н-роллом. Ни письменно, ни устно…
В «машинке» (так называли Могилевский машиностроительный институт в народе) надо было сдавать стандартный для технических вузов набор из четырех экзаменов: физика (устно), математика (письменно), математика (устно), русский язык и литература (сочинение).
Вы будете смеяться, но, на мой взгляд, «машинка» заслуживает не меньшего уважения, чем, к примеру, Оксфордский университет. И где только ее, «машинки», выпускники не работают! От Австралии до Америки! «Машинка» – это ведь особый, годами формировавшийся бренд. Как «Адидас», «Форд» или тот же Оксфорд.
Вспоминаю, как я впервые оказался в ММИ. Мощные, прямо-таки крепостные стены, величественный фасад первого корпуса. Легкий, ажурный – второго. Мне всегда было обидно, что в те далекие времена моей учебы вход в главный корпус был со стороны бульвара Ленина. Основной же, со стороны площади Ленина, закрывала импровизированная спортплощадка, которую позже снесли.
В аудиториях даже кожей чувствовалось величие действительно храма науки, хотя здание изначально предназначалось совсем не для института.
Никогда не забуду особого очарования, которое испытывал, попадая в лаборатории со всевозможными приборами, инструментами, агрегатами!.. А наши преподаватели! Один Гросс (сопромат, строительная механика) и Малеванная (начертательная геометрия) чего стоили... Шадуро (основы взаимозаменяемости), Игнатищев (теоретическая механика), Плакс (теория механизмов и машин), Пискун (лифты и подъемники)… Деканы – Волченков, потом Жариков.
Разве таких «преподов» когда-нибудь забудешь? Никогда! Титаны.
Кстати, в те годы «машинка» только-только десятилетие отметила. Мы вместе с ней взрослели, мужали.
А знаменитое полуподвальное кафе, которое все называли «Семь ступенек»... И где можно было «снять напряжение» от учебы.
Танцевальные вечера по субботам – это отдельная ностальгическая тема. Сегодняшней молодежи, привыкшей ко всевозможным клубно-дискотечным наворотам, трудно понять, как можно было посвятить весь вечер танцам в институтском фойе. А это для нас тогда были, наверное, самые лучшие мгновения жизни.
Не могу не вспомнить общежитие №1, которое для меня во многом связано с комнатой 536 на пятом этаже. Примитивная планировка, малопрезентабельная мебель. Минимализм во всех проявлениях, но он оставил ярчайшие впечатления на долгие годы, вобрав в себя и эмоции молодости, и стремление к профессиональному совершенству – ведь диплом инженера предполагал самоотдачу в изучении далеко не простых дисциплин. И не сдав сопромат, в сторону ЗАГСа смотреть было действительно не принято.
На экзамен – с гитарой наперевес
Так вот, чтобы подойти к экзаменационному рубежу в самой боевой форме, мы (с навязчивой подачи родителей) вместе с Витей Поревым вначале подали документы на месячные подготовительные курсы, в течение которых вузовские преподаватели должны были «натаскивать» абитуриентов по профильным дисциплинам.
Признаюсь, поначалу мы с настороженностью отреагировали на эти курсы (кстати, стоимостью около 15 рублей за человека), но потом выяснили, что проживание в общежитии, находящемся через дорогу от вузовского корпуса, полнейшее отсутствие контроля за посещаемостью занятий со стороны кого-либо, а также постоянное присутствие карманных денег (опять же, благодаря родителям) – это те самые недостающие для полного счастья элементы бытия, которых не было дома в Бобруйске. Как говорится, да здравствует полная свобода действий! В 17 лет это все дорогого стоит. Особенно если учесть всевозможные искушения, до которых всякий любитель рок-н-ролла был, есть и будет весьма охоч. Ну, музыка такая, слушая ее, в библиотеку почему-то не тянет.
Для приличия мы, приехав в Могилев и заселившись в общежитие, пару дней походили на занятия с необыкновенно умными лицами, а потом, закинув конспекты и учебники под провисающие до пола панцирные сетки кроватей, занялись культурным самовоспитанием.
Нет, по кафе-ресторанам (а их и было-то немного) особо не расхаживали, но если на повестку дня выносился вопрос: как проводим сегодняшний вечер, то, как минимум, комната в общежитии тут же начинала полниться звуками рок-н-ролла. С собой из Бобруйска никаких звуковоспроизводящих аппаратов не брали, зато в первый же день заселения в общежитие разузнали – у кого из постояльцев (даже на лето в общаге оставались некоторые студенты) есть магнитофон или хотя бы приемник с коротковолновым диапазоном. Не побоюсь этого слова, «фундаментальные» школьные знания давали возможность нам элегантно кивать в сторону курсовских преподавателей: «Ой, так мы это и так уже знаем!» Подобные слова были действительно не бравадой.
Попутно Виктор увлекся гитарой, на которой бренчал один из абитуриентов, быховчанин, живший в комнате того же третьего этажа. За месяц «учебы» на подготовительных курсах Витя полностью освоил игру на этом инструменте. Я же особо не горел желанием научиться на ней играть, а потому дополнительную энергию использовал на пополнение своей пока еще очень слабенькой коллекции грампластинок. Для этого нужно было заводить знакомства с определенными, также заточенными на музыкальную тему людьми. Школьный (и даже выше) курс физики с математикой мною и так уже был досконально изучен.
А потом наступили экзамены, которые мы сдали неплохо. Спасибо школьным учителям за их самоотдачу! Финалом было сочинение, на которое Витя пришел, не поверите, с гитарой. А куда же было ее девать, если в аудиторию он явился «впритык» к началу экзамена с какой-то тусовки, не ночевав в общежитии. Я уже начал было волноваться за друга, но все обошлось.
В замшевых туфлях и красных носках
Мы оба были зачислены в студенты, правда, попали в разные группы, Витя – в ПТ-723, а я – в ПТ-722. До начала занятий еще было время, которое мы провели в Бобруйске в основном с компанией Вити Зинкевича и его одноклассниц. Я ведь в свое время успел немного поучиться и в 5-й школе Бобруйска. Концовка лета 1972 года оставила у нас самые радужные воспоминания. В первую очередь, связанные с бурлящим вечерами городским парком, который в то время был самым настоящим центром молодежной культуры. И, естественно, центром моды.
Я к этому времени разжился круглыми «ленноновскими» очками, которые одевал по особо значимым дням. Прикупил красные носки, замшевые туфли, распотрошил низ каждой колошины джинсов-техасов до состояния бахромы… К счастью, волосы, если им не мешать, росли исправно и без задержек. С рубашкой возникли определенные проблемы, но, что поделаешь, быть похожим на Роберта Планта в самом начале семидесятых было непросто.
Виктор отрастил себе весьма экстравагантную и довольно редко встречавшуюся даже тогда прическу под Джимми Хендрикса, тем самым почти закрыв вопрос с внешним видом.
Ах, да, за время учебы на подготовительных курсах мы пошили в Могилеве у известного «подпольного» дизайнера Бороды (это кличка) неимоверно расклешенные, прямо от бедер, брюки – последний писк полухипповой моды. Виктор использовал для этого отрез отцовской армейской формы цвета морской волны. Штаны, как и прическа, получились знатные.
За последний летний месяц выяснилось, что из наших одноклассников в «машинку» также поступили Витя Кричко, Валя Быкова, Вера Купреева. Большинство же брало приступом Минск. Кому-то повезло стать студентом, кому-то – нет.
Наш товарищ Мороз
Накануне начала занятий вдруг стало ясно, что мест в общежитии на всех не хватает. Надо было снимать жилье. К счастью, мой отец подсуетился в момент и нашел нам неплохую комнату. В доме на бульваре Ленина, прямо напротив входа в первый институтский корпус. Правда, в комнате оказался еще один первокурсник, по фамилии Мороз, с другой специальности – «Автомобильное хозяйство».
Будучи молодым человеком, выросшим в сельской местности, Мороз с некоторым удивлением и даже опаской относился к нашим удлиненным, как тогда говорили, прическам. Да и неимоверно расклешенные штаны обоих новых товарищей по месту жительства Мороза не особо вдохновляли. Вначале он даже намеревался покинуть квартирку и переехать куда-нибудь в другое место, но постепенно понял, что соседи совсем не представляют опасности, разбоем не промышляют, мордобоем не занимаются. Наоборот – пацифисты чистой воды. Правда, усердием в учебе не отличаются. Более того, то и дело просят его помочь – то эпюры по «начерталке» сделать, то математические расчеты произвести. Мороз помогал, честь ему и хвала.
«Ботаник» с манерами Джаггера
Домой в Бобруйск мы поначалу наведывались при каждом удобном случае. Но после знакомства с Васей Овчинниковым, также первокурсником группы ПТ-722, в которой учился я, в городе на Березине появлялись все реже и реже. А все потому, что с Васей мы были очень похожи. Не внешне, а по духу.
Я бы никогда не подумал, что вышедший со мной на перекур после одной из первых лекций на первом курсе светловолосый парень, напоминающий стопроцентного «ботаника» в спущенных на край носа очках, окажется таким страстным поклонником рок-н-ролла (особенно «роллингов»), тонким юмористом, художником, тяготеющим еще и к написанию литературных произведений.
Вечером этого же дня мы уже не представляли себе существование друг без друга. Вначале рисовали, потом писали, снова рисовали…
Вася, которому я моментально дал прижившуюся на все последующие годы кличку Мак, жил в только что построенном доме по проспекту Мира, где располагался салон красоты и кассы «Аэрофлота». Его родители часто уезжали на дачу, что давало возможность тройке «пэтэшников» и друзьям Мака (Андрей Самойлов, Олег Метельский, Генка Дерибас, Ольга, Татьяна, Серега Пароход и т.д.) с пользой для души и тела использовать освобождающиеся не только на выходные просторные комнаты – аж целых три штуки. Хоть на мотоцикле там катайся.
Но основной тусовочной, конечно же, оставалась спальня Мака с ее впоследствии ставшим легендарным круглым столом, застеленным газетками. Там «ужинали», рисовали, писали рассказы, снимали фотокомиксы… Там, в этой обители, родился ставший потом легендарным рукописный журнал «Агамемнон» с его неповторимыми карикатурами, иронией и сарказмом. Но надо же было и курсовые, экзамены сдавать.
Операция «Гросс»
К примеру, редко кому из студентов удавалось с первого захода столкнуть Гроссу курсовую работу, где нужно было построить диаграмму Максвелла-Кремоны. Это пять метров (!) миллимитровки, испещренной (аж рябит в глазах) отрезочками, соответствующими усилиям в многочисленных элементах фермы моста. При этом Гросс не особо утруждал себя указанием места ошибки законченного проекта, он всего лишь замерял только одному ему известные фрагменты диаграммы – в конце и в начале – и выносил, как правило, вердикт: не верно, на пересдачу!
Мы с Васей взяли Гросса хитростью, записавшись к нему на… научную работу, логично полагая, что не будет же преподаватель валить «своих». Так оно и вышло. Мы добросовестно в течение семестра, толком ничего не понимая, проводили в лаборатории кафедры сопромата замеры длины волны инфракрасного излучения металлической детали под разными нагрузками, но потом были единственными из всей группы, кто с первого подхода сдал курсовой проект, а за ним и экзамен. Операция была проведена очень ловко.
Саня Люкс и Боб Руль
Кстати, говоря о ловкости, почти всегда вспоминаю легендарную личность времен своей бобруйской молодости. Это я о Сане Люксе, который, говорят, закончил свой земной путь где-то под колесами автомобиля в Америке, куда эмигрировал еще в конце 70-х. Самый коронный трюк Сани Люкса – ловля пустых бутылок из-под пива, водки, лимонада, которую он периодически демонстрировал на пляже у Березины. Вернее, его вынуждали к «циркачеству». Этого джентльмена просто ставили в импровизированные футбольные ворота у воды и бросали в него бутылки. Поймал – твоя!
Каюсь, несколько бутылочных бросков однажды сделал и я вместе с Сашкой Искандеровым, другом детства из соседнего дома по Интернациональной. Как-то на днях я позвонил ему и попросил освежить в памяти этот давнишний эпизод. Мой товарищ помнит Саню Люкса, помнит наши с ним «штрафные» удары по его «воротам» на Березине. Он тоже, как и я, покаялся в содеянном, подчеркнув, что люди иной раз бывают глупы и жестоки. Особенно в молодости, когда в голове ветер.
Попутно приятель напомнил и еще об одном знаменитом бобруйском охотнике за стеклотарой тех времен, коим являлся Боб Руль. Тоже легендарная личность. Такой ловкостью, как Саня Люкс, он не обладал, но никогда не упускал случая по-легкому перехватить у кого-нибудь добычу. Из-за этого между Саней и Бобом вспыхивали нешуточные драки.
Продолжение следует.
