... Чья рука двигала моей, когда в поисковике Яндекса я написала «Пищик Казимир Альфонсович»? Не знаю, как не ожидала увидеть и то, что увидела – страничку с датами жизни своего отца (1925 – 10.04.1942) и местом его рождения (Белорусская ССР, Гомельская обл., Жлобинский р-н, д. Подфоева) на сайте российского проекта «Дорога памяти». Правда, фамилия указана Писчик, но это он, без сомнения, отец.
И еще – мой отец не умер в 1942-м, а был угнан в Германию. И деревня не Подфоева, а Подхвоева...
Позднее нашлись в интернете еще два документа о военном периоде его жизни: в одном указывалось, что Писчик Казимир Альфонсович, поляк по национальности, 10.04.1942 был «угнан с местными жителями немцами», во втором – что «угнан при оккупации».
Что ему довелось пережить тогда, я узнала много позднее. 50 лет понадобилось, чтобы мой отец был полностью реабилитирован...
* * *
... В 1970 году моя мама, многие близкие и дальние родственники, знакомые были удостоены юбилейной медали к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. Эта медаль была двух наименований – «За доблестный труд» и «За воинскую доблесть». Моего отца этой медали не удостоили. У меня на всю жизнь остался вопрос «почему?» и горечь, обида за папу.
Папа уважал Советскую власть. Перед парадами на 1 мая и 7 ноября вся наша семья собиралась за завтраком. Однажды за таким завтраком папа спросил меня: «А чего ты не торопишься в школу?» Я ответила: «Пойду позже, пусть все флаги и транспаранты раздадут, чтобы их не тащить через весь город». Папа ответил: «Доченька, чтобы ты их тащила, я очень мучился», имея в виду свои военные мытарства.
И я побежала в школу бегом, боясь, что мне не хватит...
Папы не стало в 1975 году. Все эти годы мне его не хватало.
* * *
Место рождения отца было известно, а вот дата... Всегда писали: «первая половина 1925 года». Да и корочку свидетельства о рождении отец получил только в 1950-м...
14 октября 1941 года, когда ему было 16, его чуть не расстреляли. Немцы посчитали его за еврея. Папа не выговаривал букву «р» (картавил) и шутил по этому поводу: «Лучше я пять раз скажу «пшено», чем один раз «кукуруза»...».
Немец на допросе спросил его: «Сколько денег заплатил твой батька за паспорт?» В паспорте была записана национальность «русский». Папа рано остался без родителей, воспитывался в детском доме, где ему и был выдан этот паспорт.
Голого и босого, в мороз, его поставили к забору... А потом раздался голос: «Веди его обратно». Оказалось, что у немцев сидела женщина, которая сказала, что папа – не еврей, и что у него нет обрезания.
Так он остался жить…
А потом часто вспоминал, что накануне того 14 октября видел сон, в котором летал, а какая-то старая женщина на высоте мешала что-то в ступе. Папа пытался подлететь и заглянуть в ступу, но женщина отгоняла его палкой.
С тех пор 14 октября в нашей семье всегда отмечали как день рождения папы. Я не понимала, почему у него два дня рождения? (Первый отмечали 4 марта).
* * *
Когда в 1942-м папу угнали, он прошел ужасы лагерей, недоедал…
Во Франции его скрывала женщина по имени Жанна. Этим именем папа даже потом хотел назвать меня. Мама не разрешила. Она сказала: «Так ты никогда не забудешь те ужасы, которые пережил».
Результаты этих ужасов мама видела своими глазами. Она рассказывала о папе: «Проведет рукой по голове, и ладонь – полная волос». Папа же отшучивался. «За свою первую зарплату, – говорил он мне, – купишь мне парик». Но моей первой зарплаты он не дождался.
Мама тоже настрадалась в войну. Ей исполнилось 10 лет, когда она началась. Моя бабушка Маня, ее мать, осталась в войну с тремя детьми. Ей было не привыкать: в 30-е был репрессирован ее муж (реабилитирован в 1956 году). Вернулся мой дедушка перед войной, а незадолго до ее начала уехал к брату в Челябинск.
Бабушка с детьми и другими родственниками из деревни Малково Глусского района тоже оказалась в поезде. Один из родственников спросил у поляка: «Куда едет этот поезд?» Поляк ответил: «В Освенцим, если можете, уходите». И они вышли.
... В войну в доме моей крестной стояли немцы. Бабушка Маня уговорила их, чтобы они вычеркнули из списков на отправку в Германию ее старшую дочь, которая, как и мой папа, была 1925 года рождения. «Отблагодарила» она немцев... бутылкой самогонки. И всегда нам говорила: «У каждой нации есть люди и нелюди».
Кстати, дедушку, который вернулся из Челябинска после войны, она встретила с тремя детьми. А вот ее мать и многих близких немцы расстреляли. Репрессии, война сделали очень сложной ее судьбу. Но бабушка не расставалась с иконой. А еще всегда была очень мудрой. Несмотря на то, что всего то и умела – расписаться за пенсию в 21 рубль... Моя тетя, ее племянница, говорила: «Посадите рядом Брежнева и нашу тетю Маню, не известно, кто будет выглядеть умнее». К слову, этой тетей была Анна Иосифовна, завуч 23-й школы нашего города.
* * *
Из концлагерей папа вернулся в Бобруйск. В 1952 году создал здесь семью. Мама работала в рыбном магазине на Социалистической. Около танка Бахарова папа часто ждал маму...
Еще до свадьбы, однажды перед Новым годом папа и мама поссорились. Мама сказала моей бабушке Мане: «Казика на Новый год не будет». На что бабушка ей ответила: «А ты у него спросила, где он будет? Вот иди и ищи его».
Они зарегистрировали брак 7 сентября. Свадьба состоялась 5 октября. На свадьбе папа выпивать не хотел и попросил жену своего брата поставить около него воду. Маме же папа сказал: «Пей, Яня, Геля не подведет». Но произошла непонятная ситуация – около них оказалась бутылка с неразведенным спиртом. Елена Иосифовна (тетя Геля) потом вспоминала: «Когда я увидела глаза Казика после того, как он начал выпивать, я поняла, куда девалась бутылка с неразведенным спиртом, которой я не досчиталась. А ведь кто-то из гостей, получается, пил на свадьбе воду!»
В 1950-х около танка Бахарова папу рисовал Владимир Александрович Доморад, известный бобруйский художник. Картина эта, помню, находилась в музее, и в детстве отец водил меня и брата туда, и мы смотрели на эту картину. К сожалению, она, по всей видимости, не сохранилась...
В 1971 году я поступила учиться в институт. На первом курсе папа приехал ко мне в общежитие, привез зимнюю одежду. В общежитии как раз были танцы. Я папе говорю: «Я не пойду, мне надо выучить вошь по биологии». А папа мне: «Доченька, иди на танцы. Не учи ничего про вшу. Тебя завтра не вызовут, потому что вши так меня ели в войну в концлагерях…». Я пошла на танцы, и меня не вызвали!
Будучи студенткой, я писала родителям в письме, как мне тяжело учиться. Ответил мне папа. «Доченька. Когда тебе тяжело, подумай, как в люди мы выводим тебя и как выводили меня. Меня вывели на улицу, сказали подойти к милиционеру и попроситься в детский дом». Письма моего папы были, порой, с ошибками, но с глубоким смыслом.
* * *
Папа прошел много испытаний, но не расставался с юмором, умел рассказывать анекдоты, причем, сам при этом не смеялся, любил читать (собрал хорошую библиотеку), играл в шахматы, изучал марки, картины. Когда у него на работе проходили смотры художественной самодеятельности, папа непременно участвовал – показывал юмористическую пантомиму «Утро молодой женщины», которую он, вроде бы, увидел в Германии...
В кино папа и дедушка водили нас часто. В 1967 году, когда мне было 13 лет, на экраны вышел фильм «Цыган» с Евгением Матвеевым и Людмилой Хитяевой в главных ролях. Папа и брат сходили на него, а затем папа так пересказал сюжет, что я полюбила этот фильм на всю жизнь.
А как папа танцевал «цыганочку»! Всегда, когда вижу в фильме «Свадьба в Малиновке» эпизод, где Михаил Водяной танцует и поет: «Картина ясная, Одесса красная…», вспоминаю своего отца.
Папа танцевал и пел «Яблочко» («Эх, яблочко, куда ты котишься?»), любил танго.
После показа фильма «Фантомас» в наших кинотеатрах папа пугал нас, натягивая на лицо капроновый чулок.
У него была ручная машинка для стрижки волос, которой он стриг детей соседей. У моей подруги детства Наташи был брат Боря. У него были волосы светлые и кучерявые – такие, как у Ленина на октябрятском значке. Наташа не разрешала его стричь, родители решили постричь Борю втайне от Наташи. Папа выстриг Боре полголовы, и вдруг заходит Наташа: «Дядя Казик, что вы сделали?» – «Все, Наташенька, больше не буду!» Наташа посмотрела на недостриженную голову брата и дала согласие закончить стрижку.
... В 1975 году папа приехал в командировку в город, где я училась, и заодно зашел ко мне в общежитие. Это была наша последняя встреча, в субботу, 14 июня, я провела его в аэропорт и пошла на экзамен. 16 июня папы не стало.
Институт я окончила в 1977 году.
* * *
Однажды по работе я ехала с людьми в машине. На вопрос «а кто вы по национальности?» я ответила анекдотом про польку. Человек, который был за рулем, вдруг спрашивает: «Ты Казика дочка?» Оказалось, что они вместе с папой работали. Он вспомнил, как на похоронах моего отца он снял с его руки золотые часы, которые папе дарил коллектив на 50-летний юбилей, и отдал часы моему брату – на память.
Папиным коллективом были простые женщины, которые подготавливали оболочку для колбасных изделий. Они уважали моего отца, и на каждый день рождения старались порадовать его подарком. До сих пор у нас дома хранятся часы с боем и гравировкой «Уважаемому мастеру Казимиру Альфонсовичу в день 40-летия от рабочих цеха».
А хоронили люди моего папу на вытянутых руках. «Хлопцы, поднимем его …», – эти слова навсегда остались в моей памяти…
Смерть моего папы в 50 лет и вдовство мамы в 44 года стала последней каплей для бабушки Мани. С этого момента у нее начала прогрессировать потеря памяти. Она не смогла забыть только свое имя. Маня умерла ровно через десять лет, в день похорон отца.
В жизни очень важно, какие люди встречаются на твоем пути. Я встретила разных людей. Среди них были и те, кто прошел через места лишения свободы. О некоторых из них у меня сложилось впечатление, что к ним эта мера была принята незаслуженно. В моей памяти они остались благородными людьми.
И еще в молодости по работе столкнулась с очень хорошим человеком из Бобруйского горисполкома, который говорил: «Закон – что дышло, куда повернешь – туда и вышло».
Из своей трудовой биографии я вынесла, что должности, в первую очередь, даются для добрых дел.
Сегодня больше всего в жизни ценю в людях честность, смелость. Ведь если бы та неизвестная женщина не сказала немцам, что папа – не еврей… И не помогла моему отцу во Франции та неизвестная нам Жанна…
Мира нашей планете.
Лилия Казимировна.
