Ранее были опубликованы части воспоминаний:
- 1. Теплый город Бобруйск.
- 2. Игры в домино и «классики».
- 3. А навстречу «Человек-амфибия» идет...
- 4. Развлечения микрорайоновской «шпаны».
- 5. «Ковбои» из 19-й школы.
- 6. Могилев, молодость, рок-н-ролл.
- 7. Звучание душевных струн и тайна длиною полвека.
- 8. Хиппи едут в Ригу. Через Бобруйск.
- 9. Дэвид Бобер и другая «антисоветчина».
- 10. Не забывайте старых друзей.
«Закурить не найдется?»
Как-то совершенно неожиданно из института исчезла тюрьма. Была и вдруг ее не стало. В те далекие семидесятые годы я даже и не заметил этого эпохального события. А все, не поверите, из-за учебы. Одно время строительная механика с ТММ и прочими машинами непрерывного транспорта сковали меня так, что некогда было даже к Маку на чаек заглянуть – курсовой шел за курсовым. Не скажу, что когда-то мечтал о карьере отличника вуза, но и на всякие там пересдачи ходить никогда не хотелось. Так что приходилось иной раз «запахивать» – будь здоров! Да и Маку надо было порой помогать, с черчением у него всегда (в отличие от вашего покорного слуги) были проблемы.
Ах, да, забываю пояснить для несведущих – с незапамятных времен внутри п-образного первого корпуса машиностроительного института находилась тюрьма. Самая настоящая, с камерами и зарешеченными окнами, за которыми легко можно было разглядеть «постояльцев», то есть – заключенных. Между окнами вуза и тюрьмы было метров двадцать пять, не больше.
Никогда не забуду своих впечатлений после первого знакомства с этой своеобразной публикой. Это произошло еще на первом году обучения. Вышел я, помню, на перекур между лекциями, стою возле окна с еще не раскуренной, элитной по тем временам (спасибо маме с папой), болгарской сигаретой «ТУ-134», мечтательно бросаю томный взгляд (этакий франт!) на серое здание напротив. И вдруг из-за решетки оконного проема фигура «зека» делает мне какие-то знаки.
То, что это «зек», сидящий в тюремной камере, я «допер» только в тот момент, когда разглядел решетку. А так ее не видел и вообще думал, что это какое-то промышленно-складское здание.
Короче, стою офонаревший, а человек из-за решетки уже и слова какие-то в мой адрес вроде как говорит. Проходивший мимо старшекурсник, увидев мое полнейшее недоумение, по отечески улыбнулся и пояснил – мол, не удивляйся, чувак, это в самом деле тюрьма . Но и не «дрейфь» – мужик с «той стороны» просит всего лишь закурить. Если хорошо прицелиться и пульнуть в зарешеченное окно пачкой сигарет, то «зек» будет обеспечен куревом на пару дней.
Увидев, правда, в моих руках «ТУ-134» (это же вам не «Прима» с «Беломором»), коллега по учебе посоветовал пока воздержаться от такого дорогого куревометания, но сам не преминул «стрельнуть» сигаретку. Так сказать, в награду за «консультацию». Естественно, я его угостил табачком, поблагодарил за внимание, развернулся и ушел в аудиторию. «Зека» было жалко.
Более того, на лекции мне почему-то припомнился случай из моей юношеской бобруйской жизни. Там тоже фигурировали сигареты и там тоже была жалость с моей стороны … Куда же в этой жизни без нее.
Прыжок с дома Михаила Карася
Нам тогда было, наверное, лет по 11-12. Погоняв на пустыре, где сейчас стадион имени Александра Прокопенко, часов до трех мяч, мы, ватага пацанов человек в десять, под предводительством сутулого юноши по многообещающей кличке Шеф (он же Витя Парахневич) уверенно направилась в сторону строящихся пятиэтажек. На стройке дома рядом с Шаманкой планировали поживиться весьма удобными для метания металлическими костылями. Такими крепились к стене батареи отопления, трубы и прочая сантехническая дребедень.
Кстати, когда этот дом построили, в нем жил легендарный Михаил Карасев, музыкант и поэт, дядя Шуры (Умана) Би-2, организовавший группу «Солнечная сторона».
Приятный теплый ветер лизал наши разгоряченные недавним футболом лица. Лопик, как всегда, фальшиво насвистывал «Черного кота», Владя время от времени захлебывался трескучим кашлем после глубоких затяжек «Примой». Естественно, раскуривалась не целая сигарета (это было непозволительной роскошью), а всего лишь «бычок». Со всех сторон слышались подколки, шутки.
Оставь докурить, – жалобно проныл Макар в адрес Влади. Похоже, голод провоцировал в желудке потребность в дополнительном раздражителе.
Бог оставит, – не моргнув глазом отвечал коренастый курильщик. – Детям вредно.
Макар еще попытался скулить, но желанный окурок практически бесследно растворился где-то между носом, губами и двумя пальцами Влади.
На стройке царило желаемое затишье. Похоже, во всем был виноват цементный раствор, окончания которого с таким нетерпением ожидал строительный люд. Теперь очередную порцию привезут не скоро, можно расслабиться. Естественно, где-нибудь в более живописном, чем стройка, месте. Одним словом, нигде не было ни души.
Не прошло и пяти минут, как наши карманы были до предела отягощены заветными костылями.
Я, помню, запихнул несколько «ножей» даже за пазуху – вот будет сегодня занятие. Перед глазами то и дело всплывали фрагменты «Великолепной семерки». В этом фильме меня больше всего впечатлила сцена с метанием ножа. Желание научиться делать нечто похожее было огромным. Метательные тренировки превращались в одно из самых важных, знаковых занятий уходящего лета. Было сломано несметное количество перочинных, кухонных ножей. Однажды здорово влетело от родителей, когда в двери спальной комнаты сестра неожиданно обнаружила глубокие язвы, оставленные лезвиями разного калибра.
«Шухер!». Чей-то крик справа вывел меня из нирваны. Послышался топот, сверху посыпался строительный мусор, недостроенная пятиэтажка моментально ожила...
Вооруженный внушительным деревянным дрыном мужик, то ли сторож, то ли еще кто-то, с грохотом промчался вниз по лестничному пролету. Братва, конечно же, не дожидалась, когда он пройдется кому-нибудь дубиной по спине.
Первым покинул стройку Серый. Его собранное в комок тело отделилось от окна третьего этажа. Но если учесть достаточно высокую кучу сухой глины, своеобразным Везувием возвышавшуюся среди складированных на земле блоков и панелей, то прыжок Серого, а приземлился он в самый «кратер», был не столь уж рискованным, как казался вначале.
А вот Макар прыгал со второго этажа. Но на голую землю. Вначале, как и было задумано, грунта коснулись подошвы старых китайских кед – «Два мяча». Затем амортизационную функцию довольно неплохо выполнили мышцы обоих бедер, и он твердо стал на землю. Но вся остальная часть сгруппировавшегося Макара по-прежнему продолжала крайне нежелательное для него поступательное движение. По инерции. Коротко остриженная светловолосая голова неумолимо неслась навстречу крепкой отроческой коленке.
Звука удара слышно не было, он был заглушен клацнувшими костылями, часть которых тут же и рассыпалась. Макар резко повернулся в сторону черного подъездного проема (оттуда вот-вот должен был появиться вооруженный дубиной мужик) и из окровавленного рта – обе губы стали заячьими – вырвалась еще не окрепшая, но уже претендующая на увесистость матерная тирада. Маленький злой Макар, казалось, был готов в тот момент разорвать в клочья любого Геракла. Но это только казалось. Как только на залитую солнцем стройплощадку выбежал человек-дубина, наш герой, сплюнув кровавую массу, припустил во все лопатки.
Постоянно усиливающийся шум из туалета заставил меня оторваться от окна. Так оно и есть: сверху, по трубам, спускался кто-то из пацанов. Однако узнать этого каскадера было невозможно – перепачканные штаны и туфли, показавшиеся из отверстия в потолке, могли принадлежать кому угодно. Да к тому же полумрак изолированного помещения не очень-то способствовал установлению личности отчаюги.
Шеф, это ты? – глухо вопросил я.
Внятного ответа не последовало, раздалось только какое- то натужное мычание, такие звуки обычно издает борец-тяжеловес, пытаясь освободиться от захвата соперника.
Похоже, спускающийся попал в затруднительное положение. Во всяком случае его поступательное движение по трубе окончательно прекратилось, а отчаянно болтающиеся в разные стороны ноги давали понять – защемило.
Батон, (одно время у меня была такая кличка – авт.) потяни за ноги вниз! – простонало вибрирующее нижними конечностями существо. Теперь уже не узнать в нем Пиню, застрявшего между этажами, было невозможно. Я с силой ухватился за ступни товарища. Где-то внизу послышались шаги поднимающегося наверх сторожа.
Выбрасывай костыли... Скорее, мудак! – скомандовал я и снова попытался собственным весом освободить Пиню. Тот не вписывался в размеры отверстия именно из-за комплекта метательных снарядов, значительно увеличивших объем его тела.
Я не смог спасти товарища из западни, его повязали. Пиню было очень жалко. Как и Шефа, спустя несколько десятилетий – Витя погиб на рыбалке, его сразил то ли инфаркт, то ли инсульт.
Лежит человек на берегу озера, а рядом удочки… И единственное, чего не хватает – надписи «не забывайте своих старых друзей». Но это уже дело других людей.
Из лекционной аудитории – на нары
Так вот тюрьма (сейчас там библиотека) была перепрофилирована в институтский подсобный комплекс совершенно для меня неожиданно. Примерно так, как однажды, совершенно неожиданно, туда, в тюрьму, попал мой приятель, учившийся на параллельной специальности «Промышленный транспорт». Назовем его Анатолий.
Группа Анатолия отмечала какой-то праздник в могилевском кафе «Дубрава». Весело отмечала, на широкую ногу. Ближе к вечеру, как водится, возникла заварушка с участием представителей другой не менее шумно веселившейся компании. Кто-то на кого-то не так посмотрел, не то сказал. Деление на правых и виноватых прибывший наряд милиции отложил на следующий день, а потому наиболее ретивых ресторанщиков (включая Толю) на ночь определили… Вы правильно мыслите – определили в свободные камеры «институтской» тюрьмы. Она ведь от кафе была неподалеку.
А теперь представьте, на следующее утро однокашники Анатолия выходят на перекур между занятиями, вспоминают забавные нюансы вчерашней вечеринки, и вдруг кто-то, тыча пальцем в тюремное окно напротив, замечает: «Глядика, вроде наш Толян возле параши суетится!».
Конечно, доучится в институте парню не дали, хотя и покинул он тюремные стены уже на следующий день без каких-либо «хвостов». Я частенько его встречаю в Могилеве в нынешние дни. Анатолий сохранил не только по доброму ироничное отношение к тогдашней действительности, но и сумел пронести через годы самые теплые чувства по отношению к свои товарищам, многие из которых уже смотрят на нашу жизнь, увы, с небесных высот.
Продолжение следует. 
Дорогие друзья!
Редакция «Вечернего Бобруйска» просит откликнуться студентов 1970-х, выпускников Могилевского машиностроительного института, которые узнали себя в этой истории, а также выпускников других вузов, которые хотели бы дополнить воспоминания.
Мы благодарны за уже поступившие отклики жителям бобруйского двора на Интернациональной. Некоторые из них уже опубликованы:
- «Я вас всех помню и люблю!» – бывший директор 19-й школы откликнулась на воспоминания о жизни бобруйского двора на Интернациональной
- Отклики читателей. «Микрорайон, 19-я школа, Шаманка, «Мир», парк и танцплощадка... Все было «протоптано» нашими ножками!»
Если вы желаете поделиться своими воспоминаниями, старыми фотографиями, свяжитесь с нами по телефону: +375-29-142-09-45 (вайбер, телеграм) или напишите на редакционную почту:
