Ранее были опубликованы части воспоминаний:
- 1. Теплый город Бобруйск.
- 2. Игры в домино и «классики».
- 3. А навстречу «Человек-амфибия» идет...
- 4. Развлечения микрорайоновской «шпаны».
- 5. «Ковбои» из 19-й школы.
- 6. Могилев, молодость, рок-н-ролл.
- 7. Звучание душевных струн и тайна длиною полвека.
- 8. Хиппи едут в Ригу. Через Бобруйск.
- 9. Дэвид Бобер и другая «антисоветчина»
Истинная цена человека
Если вы заметили, дорогие друзья-читатели, уже в предыдущей публикации в нашем повествовании о жителях первых микрорайоновских домов по улице Интернациональной в Бобруйске начали появляться строки, в которых герои не только учатся, влюбляются, надеются, совершенствуются, но и, как бы это помягче выразиться, уходят в мир теней, что ли.
Увы, от этого никуда не денешься. Се ля ви.
Зачем на подобном фокусировать внимание, спросите вы. Наверное, для того, чтобы как-то по-особому прочувствовать, если хотите, сакраментальный смысл простой фразы «Не забывайте своих старых друзей!». Ведь наша жизнь устроена так, что истинную цену того или иного, в данном случае, человека, мы зачастую узнаем только после того, как произошло непоправимое.
А еще – это настоятельная просьба героя нашей «саги» Евгения Буловы, которого мы оставили в середине семидесятых в коридорах Могилевского машиностроительного института, где он постигает секреты профессии инженера. Так что пока у него абсолютно беззаботная студенческая жизнь, полная необычных и даже диковинных для молодого двадцатилетнего человека событий. Ну, если бы не всякие там курсовые проекты да экзамены.
На представленном ниже пародийном видеоролике 1977 года можно увидеть всевозможные виды популярных в то время танцев – этакое беззаботное времяпрепровождение людей разных возрастов и профессий. Над фильмом работали могилевские хиппари.
Хиппи-фильм made in USSR
Итак, экзамен, «Основы взаимозаменяемости» – ОВЗ. Первый институтский корпус. Кажется, третий этаж. Аудитория с тремя окнами, выходящими на Дом Советов.
Как сейчас помню, дисциплина не особо сложная, но какая-то искусственная, созданная вроде лишь для того, чтобы специально затуманить мозги доверчивым студентам. Во всяком случае, мы тогда так думали.
«Ты ведь спишешь и сдашь!»
Я предпочитал сдавать экзамены в числе последних. Преподаватель устал, его эмоции и энтузиазм притухли, и тут появляется существо, которому для полного счастья не хватает только краткой малоразборчивой записи в зачетке – удовл. И все. И душа поет – уои геа11у got to hold on me…
Так я рассуждал и перед ОВЗ, сдавать который, учитывая глубину познания, намеревался вообще самым последним. Но малость прогадал. В том смысле, что появился перед экзаменационной дверью (всего лишь для «зондирования» ситуации) задолго до финиша. В это время из самого пекла изрядно потрепанным вывалился Борька Каган – почти круглый отличник, но «выкативший» на этот раз всего лишь три «шара».
Срочно нужен еще один человек, – Борис суетливо шарил рукой в поисках затерявшейся в сумке пачки с куревом. –Там сейчас готовятся трое, староста отвечает. Короче, препод не в настроении, требует еще одного.
Евгений готов был уже сделать, словно кенгуру, элегантный прыжок в сторону курилки, но как раз в это время встретился глазами с Тамарой, которой в случае его бегства предстояло идти на «съедение», больше поблизости никого рядом не было.
Женечка, не убегай, – в Тамариных зрачках уже светились похоронные свечи. – Мне еще надо поучить. А ты ведь, если надо, спишешь и сдашь. Ты умный и изобретательный. Я знаю. Не убегай.
Ну что тут будешь делать. я понял, что влип, время уже начало работать против меня. Строительную механику (жуткая наука!) четыре дня назад я проскочил при помощи «бомб», шпаргалок, которые в нужный момент незаметно извлек из импровизированного кармана на левой подкладке пиджака. Сегодня носовой платок (он же – карман) остался в общежитии. А вот обыкновенный чистый лист бумаги – весь исписанный микроскопическими буковками – являлся самым настоящим спасательным «манускриптом». Остро отточенный твердый карандаш дает возможность вместить на ограниченной площади огромное количество всевозможной полезной информации. При этом с расстояния 2-3 метров лист бумаги кажется абсолютно белым.
Примерно с лицом такого же цвета я, набрав в легкие побольше воздуха, прошествовал через широко распахнувшиеся двери в аудиторию.
И к удивлению однокашников был удостоен четырех баллов. Все списал подчистую. Правда, был момент, когда почувствовал легкие позывы инфаркта миокарда. Преподаватель, решив прогуляться между рядами, остановился возле меня. Я спешно сунул «шпору» под уже готовый для ответа лист.
– Можно взглянуть на ваше творчество, – преподаватель, не дожидаясь разрешения, подгреб со стола бумаги, последней, нижней, была исписанная карандашом шпаргалка. И все-таки хорошо, что близорукость, как и многие другие человеческие недуги, еще не была побеждена. Пронесло. Экзаменатор ничего не заметил, я ничем себя не выдал. А вот Тамара экзамен завалила. Она сдавала самой последней.
Свободу Анджеле Дэвис!
Такой нервный экзамен, конечно, требует полноценного отдыха. Послеэкзаменационный релакс завершился в парке Горького. По сравнению с роскошным городским парком в Бобруйске это, пардон, обрубок. Самый настоящий. Размером в футбольное поле.
Танцевальный вечер уже закончился, парк постепенно затихал, погружаясь вместе со своими уже немногочисленными посетителями в то благостное состояние, о котором местный поэт сказал следующее: «Включите мне скорей «Сантану», я с головой уйду в нирвану». Правда, окончательно расслабиться не давали комары, которые в этом ночном полумраке – фонари, похоже, бастовали – безошибочно находили меня и приятеля по общежитию Сергея Лосихина.
Сергей безуспешно пытался настроить старенькую «Спидолу» на какую-нибудь музыкальную волну, но динамик предательски выплескивал лишь помехи, изредка перемежающиеся малопривлекательными дикторскими монологами на разных языках. Время приближалось к полуночи, цикады с удовольствием солировали под аккомпанемент «Спидолы».
Где-то на тридцати одном метре должна сейчас шпарить Би-Би-Си, – подкорректировал я приятеля. – А Люксембург на этой кляче не найти, не старайся.
Для верности тряхнув аппарат (чтобы «взбодрить» подсевшие батарейки), Сергей углубился в поисковую работу, результатом которой стала ласкающая слух композиция «Дип перпл»..
В общежитие идти не хотелось. Друзья, полуразвалившись на лавочке, не сговариваясь, пульнули окурки в непроглядную ночную темень, в ту сторону, где за деревьями и кустами бесшумно скользило огромное сырое тело Днепра.
К удивлению обоих, через мгновение из темноты выросла фигура милиционера, который, похоже, принял на себя оба окурка. Страж порядка был явно не расположен к душевному доверительному разговору, он попросту был в гневе. «Откуда он там взялся?» – это тот немой вопрос, печать которого застыла на наших удивленных студенческих лицах, и который так и остался без удовлетворения, ибо милиционер тут же взял ситуацию, так сказать, под особый контроль, не давая возможности даже что-либо предположить по этому поводу.
Сергей попытался выключить «Спидолу», но милиционер по-хозяйски отнял ее и неспешно произнес:
– Сейчас мы посмотрим, что вы здесь слушаете...
Откуда-то из темноты вынырнули еще двое стражей порядка.
Через несколько минут друзья уже сидели в изрядно накуренной комнате одного из парковых зданий (кажется, биллиардной), куда они были доставлены под бдительной охраной.
Узнав об их отношении к машиностроительному институту – а-а, студенты? – первый, появившийся сразу же за окурками милиционер тут же изрек:
Ничего, были студентами, станете опять абитуриентами... А теперь, – он обратился к своему коллеге, – включи-ка погромче приемник. Что, «Голос Америки» слушали?
«Дип перпл»уже давно закончили петь, и из «Спидолы» лился хорошо поставленный голос английского радиоведущего. О чем он говорил, не знал никто. Ни студенты, ни, естественно, милиционеры.
Я понял, что можно влипнуть. Тем более, что на столе уже появился какой-то лист бумаги, вполне подходящий для того, чтобы превратиться в протокол. А там уж действительно – прощай институт!
– Т-т-товарищи милиционеры! – лицедействовать мне не пришлось, так как голос и в самом деле дрожал от волнения и звучал с естественным оттенком раскаяния, что в данной ситуации было к месту. – Простите, пожалуйста. Мы немного, конечно, задержались в парке. Но больше такого не повторится, извините. У нас через два дня зачет по английскому языку, а тут как раз передают выступление секретаря коммунистической партии США товарища Гэса Холла. Правда, Сережа? – я кивнул в сторону приятеля, – сделай звук погромче. Вот... Товарищ Гэс Холл именно сейчас говорит о той неоценимой помощи, которую оказывает американским неграм Коммунистическая партия Советского Союза и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев.
Милиционеры удивленно переглянулись.
И вдруг произошло то, чего мы опасались больше всего, – голос в эфире внезапно умолк и послышались начальные аккорды песни «Энджи» «Роллинг стоунз». Ну что тут будешь делать, это же не Иосиф Кобзон сейчас запоет, это Мик Джаггер завоет. Сергей, предчувствуя неладное, вытянулся вопросительным знаком. Похоже, милиционеры тоже приготовились к какой-то развязке. Но мое замешательство длилось не долго:
Пожалуйста, звучит песня «Энджи»... Это э-э-э... Песня посвящена Анджеле, Анджеле Дэвис, борцу за гражданские права черного угнетенного населения Америки. В ней поется о тяжком подневольном труде на хлопковых плантациях юга Соединенных Штатов, о беспросветной нужде, о постоянном недоедании.
В общежитие мы возвращались в отличном настроении. Хорошо то, что хорошо кончается.
– Ну, ты классно загнул про рабский труд на плантациях, про недоедание, – улыбался Сергей, – у тебя, кстати, есть что-нибудь поесть? Может, сало какое?
– Ты это чего? Темнокожие труженики в Америке недоедают, а ты про сало вспомнил в два часа ночи. Нету сала. До завтра!
Наши дружеские отношения с Серегой были необыкновенно искренними и теплыми на протяжении всего времени учебы. Даже после окончания вуза мы, оказавшись на внушительном расстоянии, неоднократно ездили друг к другу в гости.
А потом потерялись…
И случайно нашлись через два с лишним десятка лет. Нашлись, но не встретились. Не успели. Только поговорили раза три по телефону. Сереги не стало как раз тогда, когда я собирался к нему поехать.
Евгений БУЛОВА.
Фото и видео – из архива автора.
Продолжение следует.
Дорогие друзья!
Редакция «Вечернего Бобруйска» просит откликнуться студентов 1970-х, выпускников Могилевского машиностроительного института, которые узнали себя в этой истории, а также выпускников других вузов, которые хотели бы дополнить воспоминания.
Мы благодарны за уже поступившие отклики жителям бобруйского двора на Интернациональной. Некоторые из них уже опубликованы:
- «Я вас всех помню и люблю!» – бывший директор 19-й школы откликнулась на воспоминания о жизни бобруйского двора на Интернациональной
- Отклики читателей. «Микрорайон, 19-я школа, Шаманка, «Мир», парк и танцплощадка... Все было «протоптано» нашими ножками!»
Если вы желаете поделиться своими воспоминаниями, старыми фотографиями, свяжитесь с нами по телефону: +375-29-142-09-45 (вайбер, телеграм) или напишите на редакционную почту:
