Ранее были опубликованы первая и вторая части воспоминаний.
Дни рождения тогда почему-то не особо праздновали. Только дети с детьми. Наташа во 2 классе, идя со школы, случайно сообщила детям во дворе, что у нее день рождение. Мама, возвращаясь с работы, увидела целый подъезд детей с разными подарками (книги, коробки конфет), спросила их, куда они идут, те ответили, что к ее дочери… Все было естественно.
Первые пластинки
На праздники взрослые собирали стол вскладчину: оливье, винегрет, холодец, московская колбаска, селёдка, бывала и самогоночка. Потом стол в сторону и – танцы под радиолу: «Джама-а-а-айка», «Раз-два, туфли одень-ка,… Енька», хоровое пение: «Мы с тобой два берега у одной реки…», «Старый клён, старый клён, старый клён стучит в окно, приглашая нас с тобою на прогулку...», «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…». «Рула ты, Рула ты, Рула моя», это была любимая песня молодости Сони, Степана и их друзей. А соседи через стенку постарше любили: «Потанцуем мы О-о-омскую полечку!». Для пения в семьях покупались песенники – так что слова исполнялись подлинные. В те времена все дамы в гостях (как и в театре) были в нарядных туфлях.
Соня и Степан любили повеселиться с друзьями, попеть, потанцевать. Степан покупал современные пластинки советских и зарубежных композиторов, на которых красиво расписывался, чтоб не перепутать диски во время гулянок. Вначале это были тяжелые ацетатные диски на 78 оборотов – только по одной песне на каждой стороне. Позже появились пластинки на 33 оборота, на стороне помещалось уже пять (средний формат) и более (диски-гиганты) композиций. Только к концу 60-х стали выпускать так называемые «сорокопятки» – маленькие пластинки с двумя или одной (если длинная) песнями на стороне. Но со скоростью вращения 33, или точнее 33 и 1\3 оборотов в минуту. 45 оборотов (и большой дыркой посередине) выпускались только на Западе.
Как правило, вначале появились сборники – «Вокруг света», «Всем, кто любит песню», «Музыкальный калейдоскоп»… В них, подчиняясь какой-то совершенно непредсказуемой концепции, были намешаны советские и зарубежные исполнители. Как песенные, так и инструментальные композиции – ансамбли, оркестры, певцы… Одним из первых дисков, посвященных творчеству исключительно одного исполнителя, была «средняя» (по размерам) пластинка «Поет Робертино Лоретти» с девятью песнями (выпущена на Рижском филиале фирмы «Мелодия»).
Но, как же удивителен мир в своей непредсказуемости. Когда лет через десять Евгений увлекся «битлами» и «роллингами», в один из дней зимних институтских каникул, кажется, в 1972 году, к нему в Бобруйск из Могилева без предупреждения приехали друзья – Гена Хак и Женя Артамонов. У каждого волосы по пояс, в огромных тулупах, с сумками, набитыми пластинками. Позвонили в дверь поздним январским вечерком, часов около 22.00: «Евгений, привет! Мы тут у тебя переночуем, ты не против? А утром кое-какие дела с дисками надо провернуть.»
Открывший гостям дверь Степан, увидев «орангутангов» в человеческом одеянии, поначалу потерял дар речи. Жене пришлось минут десять объяснять перепуганным родителям, что это не какая-то залетная братва с зоны, а обыкновенные коллекционеры пластинок, его друзья из Могилева. Вряд ли предки окончательно в это поверили, но отступать им было некуда. Женя и его непрошенные гости спали, а утром завтракали втроем в маленькой спальне, всецело заняв собой и поклажей кровать с полом.
Евгений, который в школе учился хорошо, поступал в Могилев в машиностроительный институт – чтобы наверняка, чтоб не забрали в армию. Конкурс в «машинку» был небольшой, а вот в минские вузы можно было «пролететь» даже медалисту. В то время активно муссировалась тема советско-китайского конфликта на острове Даманский, когда на Дальний Восток призывали служить в основном из Белоруссии (во всяком случае это были очень устойчивые слухи). Желающих стать участником малопонятного военного катаклизма было немного, в студенты вузов стремилось куда большее число желающих.
Наташа тоже очень волновала армия для брата, и когда отец в качестве подготовки к поступлению в ВУЗ, уходя на работу, писал на листке номера примеров и задач, которые сыну надо было решить к приходу папы, она дописывала ещё несколько заданий – пусть больше потренируется!
Филателист Борис Фельдман и другие жильцы подъезда
Наташа Булова была младше своей тезки–соседки (жившей этажом ниже – на втором) на 2 года и ей очень хотела с ней дружить, а та, как старшая, часто упиралась. Бабушка Наташки со второго этажа, Александра, была полноправной хозяйкой в доме (квартиру, как оказалось получала она, работая в бухгалтерии леспромхоза).
Выйдя на пенсию, бабушка еще долго работала в «Надомном труде»: мастерски, практически не глядя, вязала крючком чудесные белые воротнички, которые крахмалила и сушила, развесив эту красоту по всему двору.
Наташа Булова долгое время думала, что бабушка Александра – это мама ее новой подружки.
На первом этаже жил Борис Борисович Фельдман, ветеран войны, известный филателист – он коллекционировал марки. Борис Борисович перенес четыре инфаркта, ходил неспешно, с папочкой под мышкой, вел кружок «Юные филателисты» в СШ №19.
Наташу он привлек необыкновенно красочными заграничными марками цветов и бабочек, которые были собраны в альбом, оставшийся, к сожалению, у школьной подруги одноклассницы.
Благодаря Фельдману, Наташа включилась в переписку с филателистом из чехословацкой Братиславы. Они обменивались марками, письмами, книгами о своих городах. А потом новый друг захотел встретиться. В одном из писем сообщил, что ему 40 лет! Наташа думала, что он школьник, а он оказался мужчиной возраста ее папы. Родители сразу запретили переписку, да и сама Наташа потом долго с опаской смотрела на глянцевую книгу «Братислава» от иностранного 40-летнего товарища.
В Одессе в 1970 году нашли холеру, что прилично переполошило всю страну, как минимум ее европейскую часть. Некоторые бобруйчане, в частности, жители дома 64 по улице Интернациональной, прожаривали буханки хлеба из магазина (об упаковках речи тогда еще не было) в духовках.
На одной лестничной площадке с Соней и Степаном жила семья Зины и Нила. Нил работал вместе со Степаном, а Зина сначала педагогом, потом заведующей детсадом. Нил и Зина постоянно были на работе, а домом со школьной скамьи занимались самостоятельно их дети - погодки Галя и Алик.
«Меня мама в пионеры приняла!»
В детский сад детей возили на тяжелых металлических санях на двоих, сваренных в деревне дедом. Покататься на них с горок было невозможно, хотя попытки детьми предпринимались.
Когда пришло время идти в школу, Алик попал в один класс с Наташей. Наташа была отличница, у Алика случались двойки. На что мама Зина после родительского собрания кричала на весь подъезд: «Ты что, не можешь, как Булова?»
Когда на перерыве Алик получал свою тетрадь с двойкой, он садился на заднюю парту, надувался, долго сдерживался, а потом начинал плакать… И так продолжалось до 8-го класса. Тогда невозможно было представить, что позже он поступит в военное училище, после окончания которого будет служить в Сибири и на Дальнем Востоке..
Дети часто теряли ключи от входной двери, иногда замок заедал, не открывался, поэтому, приходя со школы, приходилось прибегать к помощи соседей или топора.
Проблема «дверного» характера произошла с Аликом в 4-ом классе, в знаменательный день приема в пионеры. Из-за испортившегося замка он не смог выйти из дома. Увы, не получилось стоять в праздничном зале школы с красным выглаженным пионерским галстуком на согнутой руке. Алик не произнес в общем торжественном хоре обещание, не получил книжку в подарок…
А когда дети чуть позже гордо шествовали по двору в новых галстуках, Алик тоже вышел в нем и сказал: «Меня мама в пионеры приняла!».
В то время многие дети играли на каких-то музыкальных инструментах. Гале тоже купили пианино, она ходила в музыкальную студию. Алика тоже отдали на учебу туда же – слух у него был лучше, чем у сестры, но пальчики толстоватенькие. Он не хотел идти поступать на «девчачий инструмент». Мать тогда закрыла его в туалете и не выпускала, пока сын не согласился.
Когда Алику было 14 лет, Гале – 15, родители родили еще девочку. Уже через несколько месяцев их мама вышла на работу и крошка, когда была не в яслях (а это случалось часто) практически легла на руки брата и сестры. Наташа после школы, а особенно на каникулах, с интересом приходила к ним, помогая выращивать ребенка. Алик приносил с молочной кухни В-кефир, Галя купала сестру в ромашке.
Ихтиандр со свитой в подъезде
В году 1965 в квартире на 4-ом этаже поселилась грузинская семья: статный, как кипарис, красавец отец, который работал инженером на винзаводе, жена – учительница немецкого языка и дочь Марина 14-ти лет. Семья отличалась от всех жильцов дома: у них был автомобиль с шофером, одежда – как из заграничных журналов, хозяйка не убирала квартиру, а платила за уборку, штопку и прочее немецкой бабушке Наташки со второго этажа.
Однажды Наташа Булова шла утром в школу и на всех трех ступеньках подъезда увидела разбросанные монеты по 15 и 20 копеек. Никогда раньше столько денег на земле ей видеть не приходилось. Потом говорили, что это под утро глава семьи возвращался домой и, будучи в приподнятом настроении, щедро рассыпал полученную от таксиста сдачу (рублей пять) монетами – этакий жест щедрости и бескорыстия.
В соседнем «винзаводском» доме также жила семья грузина. Они дружили. И как-то раз в подъезде дома по Интернациональной, 64 появился суперпопулярный тогда артист, исполнитель главной роли фильма «Человек – амфибия» Владимир Коренев. Он приезжал на встречу со зрителями в городской парк и грузинами был приглашен на ужин.
Женя Булова в то время был буквально помешан на этом фильме, раз 15 смотрел его в кинотеатре «Мир», пробираясь на сеанс с друзьями через вентиляционное отверстие мужского туалета на первом этаже. И вот выходит он вечером из своей квартиры на третьем этаже, а навстречу, поднимаясь со второго, идет Ихтиандр со свитой. Парень остолбенел…
К студенческим друзьям Степана относилась семья Алика и Таисы Мядёлки. Сам глава семьи был в родстве с первой исполнительницей роли Павлинки в одноименной пьесе Я. Купалы. В отличии от своих сельских сокурсников, Алик играл на пианино, учась в Минске, подрабатывал не разгрузкой вагонов, а выносил в массовках на сцену Большого театра балерин – ввиду нехватки «балерунов».
Ещё одна семья однокурсника Степана – семейство Володи и его жены Веры, врача лечебной физкультуры. Инженер Володя был тихим, спокойным и даже инфантильным. Вера, наоборот, женщина энергичная и активная, любила компании, общение, наряды. В те глубоко советские времена дефицита модной одежды она заказывала себе пошив зимнего пальто с меховым воротником в Вильнюсе! Ездила туда на примерку. Готовое пальто она демонстрировала, резко выпрямив спину и подняв голову, как модель, Вера любила и умела вязать, во времена дефицита ниток она умудрилась запастись ими объёмом с мешок размером 1х0,5 м. Володя однажды вынес подругам жены этот мешок со словами: «Вот, будем их есть!»
Вера любила современную эстрадную музыку – Магомаев, Кристалинская, Пьеха, Горовец, Хиль, Миансарова… Если праздничные вечеринки происходили в квартире у Буловы (что случалось довольно часто), то Вера всегда давала задания шнырявшему возле радиолы «Рекорд» Жене -- какую пластинку когда ставить. Надо сказать, что музыкальные вкусы школьника средних классов и врача лечебной физкультуры во многом совпадали. Верины заказы Евгений всегда выполнял с удовольствием, а вот просьбы других гостей, типа: « Женя, найди-ка там Зыкину!» его не вдохновляли.
На день рождения дочери Вера обычно готовила салат из капусты, моркови, яблок (тогда такое сочетание продуктов было новинкой) и громко представила его за столом: «Здоровье». В то же время дочь Веры и Володи любила выходить во двор с конфетой в одной руке и куском сала – в другой. Без хлеба.
Этажом ниже их жил начальник – главный инженер базовай лаборатории леспромхоза, с женой и двумя детьми, которые уже учились в Минске в институтах. Его жена выделялась исключительной чистотой квартиры – каждый день вычищала одну из 3-х комнат. Это у них была любимая мелодия – «Потанцуем мы Омскую полечку!».
Жил в доме и холостяк Трофим, которого все безуспешно хотели женить, но он так и не поддался. Жил себе спокойно один: работа – дом, работа – дом. Счастье оно ведь у каждого свое…».
Сергей САМСОНОВ.
Фото из альбома Натальи Степановны.
_______________________
Редакция «Вечернего Бобруйска» просит откликнуться жителей первых домов микрорайона на улице Интернациональной, которые узнают себя, своих родных в этой истории или смогут дополнить воспоминания, и особенно жителей дома 64 на улице Интернациональной, кто был знаком с героями этого рассказа.
Свяжитесь с нами по телефону: +375-29-142-09-45 (вайбер, телеграм) или напишите на редакционную почту:
Так выглядит сегодня этот район на Интернациональной:
