– Эта фотография всего в единственном экземпляре, у меня, – говорит Владимир Павлович. – Каждый год, как подходит 26-е, вспоминаю, фотографии перебираю. Всё хотел её Борткевичу показать, да не получалось чего-то. Он очень много сделал для родины. И вообще как певец, музыкант – и тогда в Чернобыле нам помог. Вот вам карточку занес, чтобы история вышла. И тут же такая печальная новость, ему уже и не покажешь…
В 1986-м Владимир Смирнов служил начальником дорожной службы 5-й Гвардейской танковой армии. В мае у него был отпуск, последний день – 23-го, но уже вечером 22-го мая пришлось лететь из Киселевич в Хойники, менять состав оперативной группы. Тогда при крупных воинских формированиях создали оперативные группы для обеспечения ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, эвакуации людей, помощи другим подразделениям и вообще для решения любых срочных вопросов. И Владимира Смирнова назначили начальником оперативной группы от 5-й Гвардейской танковой армии.
– Сначала на 15 дней меня в зону отправили, – рассказывает Владимир Смирнов. – Потом ещё на месяц оставили. Потом ещё. В результате я служил в Чернобыльской зоне с 23-го мая по 12-го августа, пока у меня лейкоцитов не осталось 3.6 при минимуме 4. Не удивительно – каждую неделю были совещания в оперативной группе Министерства обороны СССР в самом Чернобыле.
Очень много пришлось заниматься группе Владимира Смирнова армейскими госпиталями – их перемещениями, размещением, обслуживанием. Тогда на территории Беларуси было три больших армейских госпиталя – под Нарочью, Брагином и Хойниками. В них ликвидаторы – и военные и гражданские – обследовались, тут же делали анализы гражданскому населению и отправляли в эвакуацию. Вкоре брагинский и нарочанский госпитали объединили и разместили под Осиповичами.
– Разобравшись с Осиповичами, 2-го июня мы приняли химбатальон из Марьиной Горки: большую колонну людей, техники, с полным обеспечением – палатки, питание, всё везли с собой. Только вот постановление Совмина об их направлении в зону было, а места для размещения не было. Я пролетел на вертолете, осмотрелся, нашел хорошую поляну возле деревни Рудаково Хойникского района. Тогда, надо сказать, связь была чудесная – прямо из вертолета можно было созвониться практически с любой точкой Союза, что уж говорить про штабы в Беларуси. А вот со сборами этого батальона вскрылись проблемы. Их замкомандира по тылу заметил, что рефрижератор, на котором они привезли с собой 3 тонны сливочного масла, не работает. То есть, что ж они сами есть будут? И столько добра пропадает. Расспросили мы водителя – узнали, что механизированную колонну собирали в Минске. Связались с начальником колонны – будешь платить за три тонны растаявшего масла? К утру им пригнали новый рефрижератор.
Три дня бойцы химбатальона жили возле Рудаково, ждали задачи. Потом их переместили в Людвиново, в 28 км от ЧАЭС. Оттуда они ездили на станцию и по району – замеряли уровень радиации в населенных пунктах, проводили дезактивацию, срезали зараженный грунт и закапывали в спецмогильники.
– И в начале июля командование химбатальона попросило меня, чтобы сделать бойцам хорошую передышку и поднять их дух, найти каких-нибудь артистов. В Хойниках в те дни уже было много разных артистов, они жили в спортзале колледжа на двухъярусных кроватях. Даже Пугачёва. Я прилетел туда и обратился к артистам – кто хочет и может слетать с нами, доставим туда и обратно. «Мы ещё не обедали, – говорят. – Пообедаем там». Слетать в 30-километровую зону согласились двое – Леонид Борткевич и народный артист Смирнов, мой однофамилец. Он, кстати, и снимал – по центру фото пилот вертолета, слева Борткевич, справа я, и остальные из химбатальона, замполит и зампотылу, имён уже не помню.
И вот после обеда в 40-местной палатке, которая служила столовой, убрали всю посуду и соорудили концертный зал. И Леонид час пел. Без музыки – но как он пел! Какой чудесный был голос!.. А ещё рассказывал, как «Песняры» выступали в Америке, и семья эмигрантов из Беларуси пригласила его к себе домой. Он и у них пел, разговаривали много – и вдруг из соседней комнаты выкатывается старушка на коляске, в слезах, что услышала белорусскую речь. Леонид ей: «Чаго ж Вы адразу не выйшлі? – Не хацела вам замінаць».
Владимир Смирнов рассказывает, что все, кто приезжал тогда в Зону, могли получить справки «Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС».
– Это не то же самое, что ликвидатор, без тех льгот, но всё же. Я считаю, если там был, не важно, какую работу выполнял – с лопатой, на бульдозере или песнями дух поднимал – заслужил! Все рисковали своим здоровьем, все что-то делали полезное. И Леонид Борткевич своим концертом, и самим фактом согласия выступить перед одиноким батальоном в самой Зоне сделал для нас очень много.
Самому Владимиру Смирнову почти трехмесячная служба в Зоне, естественно, аукнулась. Немало полежал в больницах и НИИ. Однажды встретился там с медсестрой, которой раньше спас здоровье.
– Приказом министерства обороны запрещалось отправлять в Чернобыль женщин детородного возраста – а нам прислали 26-летнюю медсестру из Бреста. Мы её вернули обратно. И через годы, когда я лежал в минской 3-й больнице, подходит старшая сестра: Вы меня помните? 86-й, Хойники… Приятно было. А ещё один медик из тех чернобыльских госпиталей, начальник взвода сбора и эвакуации раненых брагинского медсанбата Григорий Осипенко, сейчас массажист в нашем санатории им. Ленина. Мы только в Бобруйске через годы и разобрались с ним, что в Чернобыле пересекались.
Ну и радиацию я в общем перенес нормально, раз живу, мне ж 80 уже. Заплюнул на лекарства – тренируюсь, играю в волейбол. Вы ж писали про меня: «Не смогу бегать – буду ползать». Надо бороться.
Борткевича вот очень жалко… История только в память выходит…
