Ровно 60 лет назад, 11 апреля 1961 года, в окружном суде Иерусалима начался процесс по делу бывшего оберштурмбаннфюрера СС, главного организатора Холокоста Адольфа Эйхмана.
Процесс привлек огромное внимание международного сообщества и завершился вынесением Эйхману смертного приговора.
15 декабря 1961 года Адольфа Эйхмана приговорили к смертной казни через повешение. Казнь состоялась в ночь на 1 июня следующего года. Затем тело было кремировано, а пепел развеян в Средиземном море за пределами израильских территориальных вод.
Сам Эйхман просил на суде о помиловании и виновным себя не признавал, оправдывая свои действия тем, что он являлся лишь «винтиком в системе» и должен был исполнять то, что приказывали: мол, непосредственно он никогда евреям зла не причинял и тем более никого не убивал.
Подробности этого судебного процесса хорошо известны, а нам бы хотелось привести несколько малоизвестных выдержек из стенограммы допроса Адольфа Эйхмана в процессе следствия.
Мюллер сказал мне: «В Минске расстреливают евреев»
Допрос проводил Авнер Лесс, капитан израильской полиции. Не одну сотню часов он просидел напротив человека, пославшего на смерть миллионы евреев, в том числе его собственного отца. Генеральный прокурор государства Израиль поручил именно ему допрашивать Эйхмана, чтобы подготовить судебный процесс.
Авнер Лесс: Господин Эйхман, вы хотели рассказать о ваших посещениях лагерей уничтожения.
Адольф Эйхман: Так точно, конечно! Мюллер сказал мне: «В Минске расстреливают евреев. Прошу представить доклад, как это происходит». Поэтому я поехал в Минск. У меня там вообще не было дел, я там никого не знал, отправился в это... как же это называлось... «управление полицией безопасности»? Или это была оперативная группа, «айнзацкоманда полиции безопасности». И там я спросил начальника. Еще помню, что его не было на месте. Я обратился к кому-то другому и сказал, что у меня приказ – посмотреть... это. На следующий день – я остался ночевать в городе – пришел туда на место, но оказалось уже поздно. В тот день до обеда это закончилось, почти закончилось, чему я был страшно рад. Когда я пришел, то видел только, как молодые солдаты, я думаю, у них были череп и кости на петлицах, стреляли в яму, размер которой был, скажем, в четыре-пять раз больше этой комнаты. Может быть, даже гораздо больше, в шесть или семь раз. Я... я там... что бы я ни сказал... ведь я только увидел, я даже не думал, я такого не ждал. И я увидел, больше ничего! Стреляли сверху вниз, еще я увидел женщину с руками за спиной, и у меня подкосились ноги, мне стало плохо.
Авнер Лесс: Вам стало плохо, потому что яма была полна трупов?
Адольф Эйхман: Полна. Она была полна! Я ушел оттуда к машине, сел и уехал. Поехал во Львов. Я теперь припоминаю – у меня не было приказа ехать во Львов. Кое-как добираюсь до Львова, прихожу к начальнику гестапо и говорю ему: «Это же ужасно, что там делается. Ведь там из молодых людей воспитывают садистов!»
Я и Мюллеру сказал точно то же самое. И Гюнтеру тоже сказал. Я это говорил каждому. Всем говорил.
(...)
Я поехал в Берлин и доложил группенфюреру Мюллеру. Ему я сказал: «Это не решение еврейского вопроса. Вдобавок мы воспитываем из наших людей садистов. И нечего нам удивляться, не надо удивляться, если это будут сплошь преступники, одни преступники».
Я еще помню, как Мюллер посмотрел на меня, и выражение его лица говорило: «Эйхман, ты прав; это не решение». Но он, конечно, тоже ничего не мог сделать. Ничего не мог Мюллер поделать, ничего, ровным счетом ничего!
Кто это все приказал? Приказал, именно приказал, разумеется, шеф полиции безопасности и СД, то есть Гейдрих. Но он должен был получить указания от рейхсфюрера СС, то есть от Гиммлера; сам по себе он такого не мог, никогда бы не мог такое сделать. А Гиммлер должен был иметь категорическое указание от Гитлера; если бы Гитлер не распорядился - его бы за такое на фронт куда-нибудь, под бомбы и снаряды...
Авнер Лесс: Разве Гиммлер не отдавал письменного приказа об этом «окончательном решении еврейского вопроса"?
Адольф Эйхман: Письмен... об уничтожении, физическом уничтожении?
Авнер Лесс: О физическом уничтожении.
Адольф Эйхман: Никогда я не видел письменного приказа, господин капитан. Я знаю только, что сказал мне Гейдрих (устно): «Фюрер приказал провести физическое уничтожение евреев».
***
Философ и журналист Ханна Арендт, которая присутствовала на суде, написала по итогам процесса книгу «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме», в которой характеризует этого нацистского преступника, пытавшегося изобразить себя всего лишь послушным инструментом в руках своих начальников.
Тезисы Арендт, сформулированные в книге, повлияли на ход всей послевоенной дискуссии о Холокосте и роли индивидуума, считающего себя всего лишь «винтиком в системе», и совершающего при этом самые страшные преступления против человечности.