История бобруйского рока, part I
Есть привычка на Руси – ночью слушать БиБиСи
На самом деле, в 60-70-е больше котировалось Radio Luxembourg. Его не глушили, в отличие от «Радио Свобода» или «Голоса Америки», и там было много музыкальных передач. По своему теле-радио с новинками зарубежной музыки было туго. Одна программа ТВ, потом ещё БТ короткая. Информацию о популярной в мире музыке доставали из пластинок, что продавались в универмаге и «Горизонте», а больше присылались уехавшими за границу или привозились оттуда родственниками-военными. Венгрия, ГДР, Чехословакия, Югославия хоть и были частью «социалистического лагеря», но знакомиться с «капиталистическим» современным искусством не мешали ни себе ни людям – и оригинальные альбомы сначала The Beatles, затем Pink Floyd и The Queen купить там проблемой не было.
– Я был один из известных «дискачей», – признаётся будущий руководитель детской эстрадной студии и музыкант легендарной «Солнечной стороны» Вадим Сажин. – Насобирал более 500 пластинок! Что продавщицы знакомые оставляли, что присылали. Но посылки не всегда доходили нормально. Бывало, что пограничники – то ли от зависти, то ли ещё чего – просверливали их насквозь… Магнитофоны тоже были, но что может дать тёмная безликая лента по сравнению с альбомом.
Зато магнитофоны были полезны возможностью записать музыку с телевизора. Тогда в СССР можно было услышать и увидеть «мелодии и ритмы зарубежной эстрады» только в одноименной передаче, что шла поздно ночью на Новый год после «Голубого огонька». Давали в основном «демократов» – ЧССР, ГДР, Венгрию.
– Когда в ночь с 1976-го на 77-й показали Abba и Boney M – это был шок, – вспоминает Вадим Сажин, тогда учившийся в Могилёвском музыкальном училище. – Я записал тот концерт на магнитофон и как-то включил в автобусе Могилёв-Бобруйск на заднем сиденье. Весь автобус повернулся: «Пожалуйста, сделай громче!»
В 60-х и телевизоры-то не у всех были. Музыкальные альбомы народные умельцы копировали на любую подходящую пластмассу или резину, или на знаменитые «пластинки на костях» – на рентгеновские снимки. И со словами «смотри, я раздобыл новую вещь» аккуратненько ставили на проигрыватель обрезанный в круг снимок чьих-то лёгких и, не дыша, слушали.
Иногда западный рок выходил на государственных пластинках. На солидном виниле или в похожем на самодельные «кости» виде в журнале «Кругозор». Между страниц этого ежемесячного литературно-музыкального и общественно-политического журнала вшивались тоненькие гибкие ПВХ-пластинки с продолжением темы или музыкой. Просто открытый на нужном месте журнал ставь на проигрыватель, или вырывай-вырезай пластинку – и слушай, от речей вождей до «Песняров» и «Chicago». Качество звука хромало, но дефицитное содержание разлеталось в миг.
«Запад» иногда издавали в разрешённых переводах в исполнении советских групп, например «Весёлых ребят», а чаще – совершенно пиратским способом в обход и трат на авторские права и своей цензуры. Просто писали на пластинках: «ВИА, на английском языке». Таким образом выходили Элвис и Deep Purple, The Beatles и Rolling Stones. Так на миньёнах – маленьких пластинках «сорокопятках» (для скорости 45 оборотов в минуту в отличие от обычных 33 1/3) с одной-двумя песнями на стороне – за несколько раз вышел почти весь «Abbey Road».
– На Апрелевском заводе очень грамотные люди были, – объясняет секреты советского производства Вадим Сажин. – Альбом «Band on the run» личной группы Пола Маккартни The Wings вышел с заменой одной песни – и всё, это уже считается сборником, лицензия не нужна.
В 60-е в Бобруйск приехал и первый зарубежный ансамбль современной музыки. В 66-м состоялся концерт знаменитого тогда чешского певца Рудольфа Кортеза с дочкой Дашей и бит-группой. Билетов в кассах не было, но юный Вася Башлаков на него попал.
– Тогда выходила серия пластинок зарубежной музыки «Вокруг света», – рассказывает Василий, – и я их все собрал, штук 12. Один раз там даже издали битлов, то ли «Yesterday», то ли «Girl». Из этой серии я и узнал Кортеза, он тогда был чехословацкая звезда, как позднее Карел Готт. И вот раз вижу афишу у Дома офицеров: «Концерт артистов чехословацкой эстрады» и имя: Рудольф Кортез. Не может быть!
Одна афиша была на весь город, и билетов в кассе не было – всё ушло в горком и по распределению на предприятия. И вдруг моя мама говорит, что ей подарили два билета! Она работала отоларингологом в 1-й поликлинике, лечила, в том числе, артистов театра – и вот одна из артисток в благодарность подарила ей билеты на концерт.
Мама отдала билеты мне, я сначала хотел девочку пригласить, а потом подумал, что ей такое не особо надо, лучше кому из наших музыкантов отдать. И пошли мы с Лёвой Релиным.
Пели Рудольф и Даша Кортезова, играла бит-группа: три гитары, электроорган и ударные. Музыканты были в шикарных костюмах, но нас сразу потрясла их аппаратура: орган Hammond, звуковая аппаратура Marshall – мы только слышали про такое. В первом отделение была чехословацкая эстрада. Во втором сначала играли в сопровождении пражского театра Laterna magica, «Волшебный фонарь» (этот театр существует с 1958 года по сегодня – прим. авт.) – на сцене стоял экран с круглым отверстием, в зале потушили свет, и в этом круге стали появляться люди, раскрашенные светящейся краской, разноцветные образы... А потом ребята выдали битлов: «Hard day’s night» и еще две песни, один в один. У нас аж рты раскрылись, мы впитывали музыку каждой клеточкой.
Кстати, наши герои вспоминают, что многие ансамбли, приезжавшие от филармонии, играли битловский «Hard day's night». И у бобруйчан были дискуссии, кто же играет лучше.
– С концерта мы с Лёвой вышли молча, – продолжает Василий Башлаков. – Так молча и разошлись – такой был шок. Только через пару дней стали обсуждать. Тот концерт поставил Бобруйск на уши. Вот только на всём его протяжении вдоль стен стояла милиция, и не дай бог кто-то вскакивал похлопать – сразу выводили из зала. А когда чехи врубили на всю мощь, с первых рядов, где сидели все «шишки», многие поубегали. Мне было стыдно перед музыкантами.
После в Бобруйск приезжали и поляки, и болгары, и знаменитые исполнители из Минска и остального СССР. На некоторые концерты наши герои попадали.
Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом
– Бобруйск вообще тогда, в 70-х, отличался сильно, – мечтательно вспоминает Вадим Сажин. – Люди всегда были хорошо одеты, я даже первые джинсы увидел именно тут. Могилев вообще никто за центр области не считал, для бобруйчан он был сам по себе, а Бобруйск сам. Даже Минск тогда не котировался совершенно. Квартиру поменять Бобруйск на Минск было просто, без доплат. Это уже в 90-е Минск надел столичную рубашку.
Но даже в 93-м, говорит Сажин, на «I Нацыянальным фэсце беларускай песні і паэзіі “Маладзечна-93”» практически все коллективы были из Бобруйска, Витебска, Могилева, Бреста.
– А на сегодня Минск, к сожалению – единственный, где что-то происходит…
В 1960-70-е в бобруйских парках постоянно играла живая музыка. В старом городском парке на Пушкина (теперь там детский парк) ВИА играли эстрадные шлягеры. А в новом парке на Интернациональной играл джазовый оркестр.
– В детском парке под ВИА были танцы для молодежи, – рассказывает Вадим Сажин. – Интересная особенность танцев в Бобруйске – все, кто в данный момент не танцевал, ходили по краю двумя кругами, один круг – в одну сторону, второй – в другую. Так за один обход всех встретишь. А во «взрослом» парке в 74-76-м играли музыку Миллера из «Серенады солнечной долины» и другие популярные мелодии. И «те, кому за 30» собирались там.
– В тихую летнюю ночь, – добавляет Василий Башлаков, – музыку из парка на Интернациональной можно было услышать в начале Минской, на Чонгарской!
А концерты заезжих профессиональных коллективов проводились изредка в театре, а в основном в Доме офицеров. Но несмотря на практически единственный подходящий и доступный зал музыкальные гастроли в Бобруйске были часты:
– Каждую неделю приезжал коллектив, – вспоминает Вадим Сажин. – В пятницу два концерта, в субботу три, в воскресенье четыре, с 12:00! И на все – нет билетов.
И приезжали коллективы серьёзные. Вадим Сажин рассказывает:
– В 70-е в Бобруйске работал администратор госфилармонии Михаил Абрамович Рожанский, и он привозил самых известных. Приезжали «Песняры», оркестр Олега Лундстрема, «Каданс» Лукьянова, молодая Лариса Долина с ансамблем, тогда она «косила» под негритянку, «Арсенал» Козлова и другие джазовые ансамбли со сложными программами. Раз, в начале 80-х, случился казус.
С «Аллегро» Левиновского приехал один из самых известных ведущих, специалист по джазу Владимир Фейертаг. И перед началом обронил со сцены такую фразу: «Ну, конечно, Бобруйск не стоит на джазовой карте страны…» По залу пошёл недовольный гул. А потом был концерт на два отделения – и джаз-рок, и чистый инструментал. Сложная музыка. Но зрители, очевидно, всё прекрасно понимали, где надо – молчали, где надо – аплодировали. И после концерта Фейертаг перед Бобруйском извинился.
А Василий Башлаков в начале 80-х водил на концерт оркестра Лундстрема японскую делегацию. Тогда он работал переводчиком на БШК. Приехали человек пятьдесят с Mitsubishi Heavy Industries строить СКГШ – инженеры и руководство, кто разбирался, пошли на концерт. Солисткой была Ирина Отиева.
– После концерта японцы попросились за кулисы поблагодарить музыкантов лично, – говорит Василий Башлаков. – А я пообщался с барабанщиком Иваном Юрченко. Ещё когда я выступал от филармонии, мы пересекались пару раз, и он мне палки подарил, аж две пары. Настоящие. Тогда их было не купить, были только для пионерских барабанов короткие с большим набалдашником, что на них сыграешь – ничего.
Так почему же Бобруйск был настолько музыкальным городом? Только ли благодаря командировкам военных за границу, откуда привозили пластинки, а потом аудиокассеты и первое видео?
– Потому что был еврейский, – считает Вадим Сажин. – В еврейских семьях было принято ребенка отдавать в музыкальную школу. И было принято, раз уж брался за дело, то делать его на высшем уровне. Поэтому, если подросток брался за гитару – скорее всего, становился мастером. А глядя на такие примеры и белорусы подтягивались. Я, например, с молоком матери впитал оркестровую музыку, и до сих пор мыслю, как оркестровый музыкант.
Мама Вадима, Клавдия Васильевна, была директором бобруйского Дома пионеров (на Социалке рядом со 2-й школой, Дом пионеров и поселился в старом здании школы), а при нём был духовой оркестр:
– Лучший в Беларуси! – убеждён Вадим Сажин. – Многие мальчишки мечтали в него попасть, игравший там был всеми уважаем. Оркестр даже был участником культурной программы Олимпиады-80. И мои первые музыкальные шаги состоялись в этом оркестре.
А ещё кузницей кадров и фабрикой вкуса был городской театр, который тогда был не драматическим, а театром музыкальной комедии.
– Вот откуда корни, вот почему, не имея даже музучилища, Бобруйск дал множество крутых музыкантов.
К тому же, отмечает Сажин, в 60–80-е у каждого предприятия был свой Дом культуры, а при каждом ДК был хор, духовой оркестр и ВИА. И каждый год среди них – городские смотры. Духовые оркестры к тому же были обязательны для участия в парадах на 7 ноября и 1 мая.
– Музыканты были настолько востребованы, что за время одной демонстрации могли трижды перебегать из колонны в колонну. И трижды получить по 5 рублей – после прохода по площади колонны останавливались у «Вежы», и председатель профкома выдавал музыкантам гонорар.
Василий Башлаков тоже так подрабатывал на демонстрациях. Самое время перейти к следующим главам:
Вам песня строить, нам жить помогает
В Бобруйске 70-80-х главной работой хороших музыкантов был ресторан гостиницы «Бобруйск».
– Рецепты шеф-повара Модеста Вульфовича Сиротина печатались во всесоюзных журналах, – вспоминает Вадим Сажин. – Все заезжие артисты там селились и знали про ресторан (хотя и обычные бобруйчане могли взять комплексный обед всего за 1 рубль). Играли там лучшие музыканты, а выбор-то был большой, попасть в «Бобруйск» было сверхпризнанием. В 80-е и мне довелось там поработать.
А ещё к началу 80-х новым центром работы для музыкантов стал… Дом Быта. Тот самый, что и сейчас на Советской напротив сквера-«Байконура». В Доме Быта кроме ремонта часов, кожгалантереи и фотографии тогда был отдел ансамблей, из которых самыми популярными были ансамбли Бабицкого и Френкеля. Все эти ансамбли играли на свадьбах, при этом официально работая в Доме Быта – он собирал заявки и отправлял музыкантов людям на гулянку, с оплатой 22 рубля за свадьбу.
– Но Бобруйск не был бы Бобруйском, если б люди друг друга не понимали, – прозрачно намекает Вадим Сажин. – Хозяева понимали – чтобы было интересней и подольше, надо доплатить. И сумма умножалась на 2.
Эта работа была, конечно, сезонная – зимой могло всего две субботы выпасть подработать, зато осенью шла полноценная «жатва».
Благодаря официальности даже свадебных ансамблей многие бобруйские музыканты работали музыкантами профессионально. Так, у Вадима Сажина основная работа была преподавателем и дирижёром в Доме пионеров, и официальная подработка в Доме быта. Михаил Карасёв работал на БШК и играл в заводском ВИА. А потом официально зарегистрировалась и будущая «Солнечная сторона»… в колхозе «Рассвет».
Василий Башлаков тоже «поработал в Доме быта». Но перед тем в Костромской филармонии – точнее, на гастролях в ансамбле «Поют гитары» под маркой Костромской филармонии. Тогда многие российские областные филармонии приглашали к себе музыкантов со всех концов СССР и устраивали «чёсы» по городам и весям своей области, а то и всего Союза. Платили, вспоминает Василий, вполне сносно: суточные 2.60, за концерт 11.50, и надбавка, если сам таскаешь инструменты. А концертов в месяц было 23-25. Поработали в Костроме и музыканты «Солнечной стороны». А Василий Башлаков, кстати, так ни разу в самой Костроме и не был, всё в разъездах от её имени. Но тут в родном Бобруйске построили шинный комбинат, понадобился переводчик – и Василий вернулся. Чтобы получить шок от того, что называлось зарплатой. Поэтому параллельно устроился в Дом Быта, играл на свадьбах, в том числе в ансамбле Бабицкого.
– Пока это всё не заглохло, – вздыхает Василий. – Пока не перестали держать ансамбль из пяти человек, когда можно взять одного с музыкальным центром.
Но до того, ещё в 1966-67 годах, участники его «Юности» разъехались из Бобруйска, поступив в институты – и продолжили играть. Валерий Коновалов учился в Минском политехе и играл в ансамблях, на его выступлениях бывали и старые бобруйские друзья. Так, в 69-м состоялся Минский фестиваль студенческих бит-групп – три дня в актовом зале Радиотехнического института (теперь БГУИР). Тётя Васи Башлакова достала два билета – и он с Колей Гавриленко приехали послушать, в том числе, своего друга «Коновала».
Но фестивали дело редкое, в основном Валерий Коновалов играл в ресторане столичной гостиницы «Юбилейная», чем неплохо зарабатывал. Он женился на минчанке Тане Кашепаровой, и иногда с их группой пел брат жены Толя – репертуар Animals, Doors.
– Мы сидели после одного из концертов за столом, – рассказывает Николай Вышемирский, – с одной стороны я, рядом свободный стул, напротив Кашепаров. Вдруг пришёл какой-то мужик, сел рядом и стал уговаривать Толю идти к нему в ансамбль. Как теперь все знают – уговорил.
Это же был Мулявин.
А Валерий Епифанов в студенчестве играл в ансамбле Института водных проблем, уже на гитаре, научился к тому времени самостоятельно:
– Ездили с концертами, шла копейка. Но с этими гастролями дошло до грани отчисления – и из ансамбля ушёл. Подрабатывать, правда, не бросил – был на «Беларусьфильме» художником, рисовал противопожарные плакаты. Раз были на практике на Свитязе, проводили там электричество в Новосадах. Рядом был санаторий для иностранцев, а на другом берегу ресторан с музыкальным автоматом с дарственной подписью от секретаря польской коммунистической партии Гомулки. По вечерам мы туда ходили. Раз взял с собой гитару, поиграл там для себя и своих. А шеф ресторана говорит: оставьте гитару у меня, будет висеть на сцене, а вы, когда придёте, будете играть. Оказалось – так заманивал иностранцев из санатория, а то им те польские пластинки из автомата уже надоели. Вот так я повыступал перед трудящимися соцстран. За добавку к стипендии.
А Василий Башлаков поступил в пединститут в украинский Дрогобыч и тоже сразу начал играть в студенческом ансамбле. А на втором курсе устроился в ансамбль санатория «Прикарпатье»:
– Четыре раза в неделю танцы – 60 рублей в месяц. То есть 45 рублей повышенная стипендия, 60 подработка, да ещё родители дважды по 25 присылали – итого в месяц 150. А потом, когда на работу на БШК пришёл, мне говорят: зарплата 120р. Чо?
Продолжение следует…
