Хрущевские «шараханья» и брежневский «застой». О жизни в родной деревне в 1960-70-х вспоминает бобруйчанин

8072
Алесь АРТЕМОВ. Фото из архива автора
Когда позади шесть с лишним десятков прожитых лет, из памяти легко могут выветриться события последних недель или месяцев. Но она стойко хранит времена раннего детства и юности, периодически возвращает туда, и перед глазами встают картинки той уже далекой жизни.
Автор этих строк с матерью, 1960 год.
Автор этих строк с матерью, 1960 год.

Вместо садика – на веревку

Не забываются так называемые хрущевские времена. Помню, как бабушка Марья показывала в газете «Труд» большой портрет лысого человека: смотри, это сам Хрущев!

Как мать спрятала под пол в хате поросенка, а меня с братьями заставила бегать и шуметь, чтобы не слышно было его визга. Дело в том, что по домам нашей деревни Галузы Чаусского района, как и соседних, ходила группа проверяющих во главе с председателем сельсовета и выявляла, держит ли кто-либо более одного кабанчика, ведь это запрещалось.

Помню, как обрезали приусадебные участки. Как вырубали яблони и груши, за которые нужно было платить налоги.

Как родители брали с собой в сельский магазин детей, чтобы купить побольше хлеба, ведь в одни руки его отпускалось по одной буханке.

Внуки помогают деду.
Внуки помогают деду.

Окрестные поля начали засеваться кукурузой. Когда она созревала, можно было втихаря наломать початков, но есть их в вареном виде было непривычно и не хотелось. А вот поиграть пацанам в густых кукурузных зарослях было интересно, хотя за это и гонял нас бригадир с кнутом в руке.

Таких отпусков по уходу за ребенком, как теперь, в те времена не было, и матерям приходилось выходить на работу. Не было на селе и детских садиков, поэтому, кто как мог, умудрялся оставлять ребенка под присмотром. Позже мне рассказывали, что мой дед Макар обвязывал меня за пояс веревкой, прикреплял ее к железной ножке кровати, сам шел на работу в совхозную бригаду, а я ползал по полу, пока кто-то возвращался домой покормить меня. С младшими братьями было легче – дед с бабушкой ушли на пенсию, и они уже были под присмотром.

Сани зимой были основным транспортом.
Сани зимой были основным транспортом.

Зарплаты тогда в совхозе были мизерные, как и пенсии у стариков, поэтому покупка конфет была для детей праздником, «магазинных» игрушек мы не видели. Людей выручало скромное подсобное хозяйство. Но картошки до следующего урожая обычно не хватало, экономили сало с убитого осенью кабана. Выручала, конечно, корова. Но для нее нужно было заготовить сено на зиму. Запастись им с тех соток на лугу, которые выделял совхоз за выходы на работу, было нереально, поэтому сельчане шли с косами на болота, обкашивали кустарники, полянки с травой в лесу.

Тот же лес позволял жителям деревни немного разнообразить скудное меню грибами да ягодами, а речка – рыбой, которую, не боясь, ловили сетями.

Америку так и не догнали

Да, наломали в свое время дров в сельском хозяйстве. Сначала, следуя хрущевской программе «догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла», выполняли ее за счет подсобных хозяйств крестьян, вырезав скот. Потом осуществляли постановление «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан». Это было одно из самых экономически нелепых решений с долговременными последствиям. А партийная пропаганда продолжала крутить шарманку грядущего процветания, объясняя «временные трудности» частнособственническими устремлениями части сельских тружеников. В результате в стране стала остро ощущаться нехватка не только мяса, масла и молока, но и хлеба, крупы, сахара, то есть продуктов, которые считались обязательными для небогатых прилавков провинциальных магазинов, началась закупка зерна за границей.

Моему однокласснику Николаю Бакумову купили мотоцикл.
Моему однокласснику Николаю Бакумову купили мотоцикл.

Еще один мощный удар Хрущев нанес по деревне, когда начал курс на ликвидацию «неперспективных» населенных пунктов. Политика была направлена на сселение жителей из мелких деревень в крупные и сосредоточение в них основной части населения, производственных и социально-бытовых объектов. Считалось, что подобное изменение не только создаст возможности для более быстрого развития социально-культурной и бытовой сферы села, приблизив ее к городским стандартам, но и снизит поток мигрантов из деревни в город. Причем, ликвидация «неперспективных» осуществлялась в приказном порядке, без учета желания самих сельчан.

Нашей деревни это не коснулось, но две соседние, Вербовка и Лесовской поселок, расположенные километров за пять, опустели, и сейчас даже не скажешь, что они там были. Только к концу 1970-х годов политика ликвидации «неперспективных» деревень в СССР была признана ошибочной, но тенденцию сокращения численности малых сел остановить было уже трудно. Деревня теряла наиболее активных, молодых людей, многие из которых навсегда покидали свою малую родину. Люди утрачивали свои корни, смысл жизни. Разгромленная деревня начала «опускаться», спиваться.

Деревенская свадьба 1970-х.
Деревенская свадьба 1970-х.

Отдушина перед «кончиной»

Несколько лучше стали жить сельчане в период брежневского «застоя». Наш совхоз «Советская Белоруссия», в который входило десяток деревень со своими бригадами и фермами, был на хорошем счету в Чаусском районе. Плодородные земли давали хорошие урожаи зерна, картофеля, льна, свеклы, огурцов. Появились новые тракторы и автомобили, но по-прежнему львиную долю работ на полях люди выполняли на лошадях.

Помню, как вечером к бригадному двору пылила по дороге большая колонна повозок с мужчинами и женщинами – бригада возвращалась с копки бульбы. Как летом мы, пацаны, возили с лугов сено, из которого вырастали скирды возле фермы. Коров доили вручную, в группе у каждой доярки их было пару десятков. Мать приучила меня, а потом и братьев каждый день доить коров на ферме или летом на выпасе. Мои сверстники в это время играли, а я должен был сидеть с ведром под коровой, и это так надоело, что после восьмилетки я рванул в Минск и поступил в техникум.

Зимой с реки Проня мужики возили на санях лед, который хранился в опилках до лета, а потом его загружали в бетонный бассейн с водой для охлаждения фляг с молоком. Позже, в восьмидесятых, построили новый молочно-товарный комплекс с механизацией, но после развала Союза он пришел в упадок, и сейчас от него остались только стены.

Мои земляки из деревни Галузы на экскурсии в Брестской крепости. 1976 год.
Мои земляки из деревни Галузы на экскурсии в Брестской крепости. 1976 год.

Зарплаты у рабочих совхоза были небольшие, но люди не бедствовали. В сельмаге продавались нужные продукты, до райцентра ходили рейсовые автобусы. Помню, доярок возили за более чем сотню километров в кировский «Рассвет» за опытом, организовывали экскурсии в Минск, Брестскую крепость.

Но те хрущевские шараханья не прошли бесследно, сказываются они и по сей день, хотя времена изменились. Деревня потихоньку умирает, подсобное хозяйство держать уже не «модно», да и нет в этом необходимости. Поголовье коров и свиней на подворьях сельчан на пальцах пересчитать можно. Зарастают бурьяном брошенные огороды. Бывшие сенокосы, за которые раньше сельчане чуть не дрались, заросли кустарником. И самое прискорбное, что не видится перспектив возрождения села, где корни многих тысяч белорусов.

Читайте по теме:

Осталась лишь память. Раздумья после поездки на малую родину