«Думаем, что, как обычно, пронесет. А нет...» Бобруйчане на социальной дистанции рассуждают о пандемии и о том, чего она их лишила

11.0k
Елена САДОВСКАЯ. Фото Дениса СУДНИКА.
На расстоянии 1,5-2 метра пять бобруйчанок рассказали, как коронавирус повлиял на их жизнь, что их особенно угнетает и что они планируют сделать, когда все закончится.

Кристина

Кристина.
Кристина.

– Я работаю менеджером по продажам в фирме, которая занимается продажей теплиц, с клиентами общаюсь в основном по телефону. Но к лету у нас и так начинается затишье, поэтому на работу эта ситуация не повлияла. Нас в это время отправляют в отпуска.

На моем образе и качестве жизни эта ситуация тоже сильно не отразилась. Я и так достаточно редко хожу в кофейни, кафе, кино, вместо этого предпочитаю прогулки на свежем воздухе, в местах, где нет много людей. Для меня главное – иметь возможность гулять, это в данной ситуации у меня есть.

За родителей я не переживаю, так как знаю, что все будет хорошо. Главное – позитивный настрой, потому что эмоциональное состояние сильно влияет на то, как ты ко всему относишься. Если эмоциональное состояние будет ровное, не будет страхов и паники. Я использую элементарные меры предосторожности: близко с людьми не контактирую, соблюдаю личную гигиену, но маску не ношу, считаю, что она бесполезна.

Единственное, коронавирус изменил мои планы на отпуск – в мае собиралась в Азербайджан... Но как только откроют границы, я туда обязательно полечу.

Алина

Алина.
Алина.

– Я – дизайнер. Живу и работаю в Минске. Сейчас нас перевели на удаленную работу, и я решила пока вернуться в Бобруйск, чем там сидеть безвылазно в четырех стенах, лучше побуду здесь, где есть возможность хотя бы прогуляться.

А так конечно, угнетает то, что не можешь никуда сходить, потому что до всей этой ситуации я вела достаточно активный образ жизни: ходила в спортзал, бассейн, на массаж, но уже с конца февраля тренируюсь только дома. Переживаешь же больше не за себя, а за близких, и не хочешь стать тем, кто принесет коронавирус в дом.

Мы с близкими и друзьями пока не отмечаем праздники.

Хотя отказалась я не от всего, хожу в кофейни, но там все предусмотрено: столики стоят на расстоянии 1,5 метров, есть антисептики.

Конечно, соблюдаю правила безопасности: выходя из подъезда, обрабатываю руки антисептиком, то же самое делаю после посещения магазинов и других мест, где приходится контактировать с какими-то предметами. В общественном транспорте и такси езжу в маске.

Что касается планов, я хотела искать другую работу, но теперешнее положение этому не способствует, чаще слышишь о том, что кого-то сокращают, чем о приеме на работу. Переживаю, что в ближайшем будущем эта ситуация может только усугубиться. Но в любом случае, когда эпидемия пойдет на спад, я вернусь обратно в Минск и буду там искать работу, а еще я сразу пойду в спортзал (улыбается).

Светлана Оларь

Светлана Оларь.
Светлана Оларь.

– Образ жизни у меня изменились сильно. Я на пенсии и не люблю сидеть дома, до всей этой ситуации много времени проводила в Минске, куда ездила к детям и внуку, часто в Рогачев к сестрам. Вместе с ними всегда отмечала Пасху и Радуницу, в этом году не получилось.

Сейчас сидишь один, радует, что хоть внук со мной. Два месяца назад, когда ситуация стала ухудшаться, забрала его в Бобруйск. Теперь гуляем с ним. С детьми общаюсь по телефону, вайберу.

В магазины внука не беру, если сама иду в большой магазин или на рынок, использую и перчатки, и маску. Прихожу домой – мою руки. Стараюсь не пользоваться общественным транспортом, но иногда внук очень хочет покататься на троллейбусе или на автобусе, тогда проезжаем с ним несколько остановок, и то, только днем, когда людей не очень много. После поездки обрабатываем руки.

Очень угнетает эта ситуация морально, переживаю не за себя, за детей, за их здоровье и работу. Они пока работают, слава богу. Но а кто знает, что там будет дальше...

Когда ситуация нормализуется, поеду к сестрам, детям.

Юлия Лаппалайнен

Юлия Лаппалайнен.
Юлия Лаппалайнен.

– Я учусь на втором курсе в педагогическом вузе в Минске. Вернулась в родной город, потому что нас отправили на дистанционное обучение. Ввели такую форму обучения после того, как у одной девочки было подозрение на коронавирус, но мы до сих пор точно ничего не знаем, так как у нее два теста показали разные результаты.

На «дистанционке» мы с 6 апреля, но неделю назад у одной девочки, которая со мной учится на одном потоке, выявили коронавирус.

Мы до сих пор не знаем, когда у нас закончится дистанционное обучение, в конце каждой недели узнаем, как будем учиться на следующей.

Я учусь на математика-информатика, и большинство математических предметов крайне тяжело преподавать и воспринимать дистанционно, потому что нужна наглядность, нужно сразу же видеть ошибки.

Не знаем, как пройдут экзамены и зачеты, возможно, у нас письменно, но все зависит от факультета.

Сложности не только с учебным процессом. У меня удалена щитовидная железа, но таких, как мы, не отнесли к группе риску, а тех, кто болеет сахарным диабетом – отнесли. Хотя и то, и другое связано с эндокринной системой. Поэтому я не знаю, в какой форме могу переболеть коронавирусом. Поэтому стараюсь по утрам делать такой личный тест: задержать на 10 секунд дыхание, и если в конце не кашлянешь, значит, с легкими все нормально, а если кашель есть, то лучше обратиться к врачу.

Второй момент. Так как я – бывший онкопациент (у меня ремиссия), мне надо было пройти консультацию у онколога, но в связи с коронавирусом они не принимают. И ты в таком состоянии можешь находиться неизвестно сколько. Онкобольные оказались без консультации, для некоторых это очень опасно. У меня случай, когда я могу подождать полгода, а у другого вида рака, например, щитовидной железы, такая задержка для человека через месяц может стать смертельной.

Мне сказали звонить в мае, но я еще не звонила, думаю, что там ничего не изменится.

Я соблюдаю меры безопасности: если куда-то еду, то ни к чему не прикасаюсь, если не смогла этого избежать, то прихожу и сразу мою руки. Если в общественных местах есть антисептики, то пользуюсь ими. Если забываю маску, то вместо нее использую шарфик. Часто пользуюсь перчатками, если их забываю, то стараюсь прикасаться внешней стороной одежды или натянуть рукав, чтобы не браться руками.

До 30 июня мне надо выселиться из общежития, забрать вещи, привести комнату в порядок, а мне страшно ехать в Минск. Понимаю, что надо, но очень страшно. А еще я очень переживаю за цветы, у меня в комнате два горшка стоят без полива.

Я понимаю, что карантин вводить нельзя, так как пострадает экономика. Экономисты и финансисты говорят, что на нас надвигается большой кризис, потому что неизвестно, сколько продлится пандемия, по одним прогнозам, год-два. Но тут такой момент: пока не закончится пандемия, нельзя узнать, кто был прав, а кто – нет.

Алла Мальцева

Алла Мальцева.
Алла Мальцева.

– Я – научный сотрудник Бобруйского художественного музея, и, конечно, вся эта ситуация сказывается на работе. У нас было запланировано торжественное открытие выставок, другие мероприятия, но все пришлось отменить. Люди приходят реже.

Что скрывать, и морально достаточно тяжело переживать этот период, внутри все-таки есть чувство опаски. Славяне же как к таким ситуация относятся: А, пронесет мимо ! А нет...

Мой образ жизни изменился: сейчас с друзьями общаемся только по телефону. С середины марта перестала пользоваться общественным транспортом, с работы и на работу хожу пешком, дорога в одну сторону занимает 35-40 минут. Маску не ношу, не комфортно.

Хотела сделать себе подарок в этом году, во второй половине мая съездить к детям в Россию. Дочь у меня живет в Москве, сын – в Сочи. Уже собиралась приобретать билеты, а тут все резко изменилось... Продолжаем общаться по телефону и скайпу. Переживаю за них. Дочь постоянно сидит в квартире, только два раза в неделю выходит в магазин, хорошо еще, что у них во дворе три большущих магазина. И старается ходить поздно вечером, чтобы контактировать с меньшим количеством народа. В Сочи обстановка тоже очень сложная, сын с женой общаются только с соседями.

В планах, когда эпидемиологическая обстановка нормализуется, конечно – поездка к детям, дочь я не видела около года, сына – уже два года.