Как бобруйчане путешествовали в эпоху «железного занавеса»

3913

29.03.2020 Александр КАЗАК, фото автора

В своей «Повести из времен заката КПБ-КПСС на Бобруйщине» известный журналист Александр Казак вспоминает свою работу в Бобруйском райкоме КПБ и людей, с которыми свела его жизнь в те годы.

Великий пост и пани Виолетта

Вот многие любят говорить о существовавшем «железном занавесе» во времена СССР, из-за которого советские люди в буквальном смысле света белого не видели. Но мы же как-то прорывались! В Польшу, помню, прибыли аккурат в Великий пост перед Пасхой. Но разве в головах это у молодых членов КПСС и ВЛКСМ, к тому же из православных, как правило, семей? Встретившая нас в Варшаве гид пани Виолетта на вопрос о дальнейшей программе пребывания щедро пообещала и экскурсии, и дискотеки. Но четыре дня прошли, а мы только переезжали из города в город да осматривали их исторические центры. Наконец, замкнули маршрут в воеводском Замосце.

Вот тут в группе началось брожение. Парни с комсомольской прямотой задавали вопросы об обещанных встречах с молодежью, о не врученных до сих пор сувенирах, о поднадоевшем однообразии экскурсий и нашего гида. Я со вниманием отнесся к обращениям и отправился в номер к пани, чтобы составить принципиальный разговор.

– Пшепрашем, пан Александр, вшистка справа в тем, что тераз ест Велький пост, и нам дужо не можно, – потупив глазки долу и приняв плаксивое выражение лица, пани Виолетта мгновенно отреагировала на мои претензии. – Але ж мы цокольвек выкомбинуем…

И меры были приняты в тот же вечер. Не только мне, но и многим нашим мужикам последовали телефонные звонки с предложением приятно провести время. Ребята оказались стойкими к соблазнению, на провокации не поддались. Как рассказывали потом, Паша, по-моему, из Воротыни, отвечал на лепет телефонной путаны примерно так: «Нічога я не разумею па-вашаму. А вось порцыі на вячэры занадта маленькія…».

Бобруйские туристы знакомятся с югославской милицией. Фото 1980-х годов.

Днем события продолжали развиваться. После обеда, по случаю поста действительно не очень сытного, пани Виолетта попросила собрать группу и объявила, что мы будем иметь встречу с польской молодежью. Все, конечно, бросились готовиться, завиваться-гладиться, доставать из баулов припасенные сувениры. С моей стороны последовало лишь одно указание: из разрешенных к ввозу «Столичных»-«Русских» брать из расчета по одной на четверых. Ближе к вечеру мы вышли из отеля и во главе с гидом пешком направились в какой-то клуб. Хлынул дружный весенний дождь. Мокрые, но довольные мы вошли в помещение.

В пустом фойе, к нашему удивлению, встретила одна техничка. Виолетта о чем-то с ней переговорила и вновь стала мне объяснять сложности, связанные с Великим постом. Я понял, что никакой молодежи не будет, вечер дружбы не состоится и даже сувениры вручить некому. Но не зря же мы шли сюда под дождем! Бросил боевой клич о проведении вечера сплачивания группы, и наши хлопцы восприняли его практически: стали сдвигать столы, ставить стулья, включили магнитофон. Девчата к выставленным бутылкам доставали из сумочек кто яблоко, кто конфету. Как можно любезнее, пригласил гида за стол.

Недостаток посуды за ним ребята восполнили… разъятыми на части традиционными матрешками, которые были у каждого. Увидев, как в них разливают водку, пани Виолетта воскликнула: «Оригиналь куфлик! Хцяла б выпич за пшиязнь». Я, конечно, налил и дал в руки ей половинку небольшой матрешки, которую нельзя было поставить на стол. В коротком слове к собравшимся не преминул упомянуть о строгостях поста, о которых мы просто забыли, и о преодолении их ради укрепления дружбы между советским и польским народами. Услышав это, Виолетта передала свой «куфлик» мне, обеими же руками сняла с шеи крестик и положила его в сумочку. После этого мы чокнулись, и застолье пошло своим чередом.

За поздним ужином в гостиничном ресторане, с аппетитом уплетая после «вечера сплачивания», как теперь помню, «печарки з желона фасола», все-таки спросил ее, не грех ли это – пить водку в пасхальный пост?

– Так, то ест моя вина. Але я пойду в костел молиться. И бэндзе мендзы нами пшиязнь – дру-жба…

Посмотрели, где генсек отдыхал…

Адриатика встретила группу белорусских туристов с Бобруйщины аэродромом, принявшим наш самолет из Белграда на узкую полосу между морем и горами. Через каких-то полчаса поездки на автобусе мы уже бродили по старинным улочкам Дубровника – настоящей жемчужины всего побережья. Любуясь на древние стены, некоторые из девчат не удержались, чтобы не поинтересоваться, сколько будет стоить им портрет на фоне экзотики, нарисованный расположившимися здесь же художниками. Но узнав цену, быстро отказались от увековечения своих личностей.

Таким было первое знакомство с Черногорией в единой тогда Югославии. Тем же автобусом после небольшого перекуса в дубровникском ресторанчике с пряной средиземноморской кухней мы отправились дальше на юг по берегу Адриатического моря. Явно славянского происхождения названия населенных пунктов на дорожных указателях сопровождали нас, пока мы добирались до конечного места отдыха – Будвы. Читая пролетавшие мимо надписи «Бакичи», «Тушичи», «Дурановичи» и даже «Микуличи», я вспоминал наши совхоз имени Ленина и колхоз имени Невского, всю нашу Беларусь. Ощущение единства славян вызывали такие названия. Но окружавшая природа – горы на фоне лазурного неба и такое же море на фоне серых скал – возвращали на землю, которая была вдали от Родины. И как же она была красива! И какие приветливые люди встречали на ней нас.

Конечно, мы наслаждались теплым морем и ласковым солнцем на пляже, вечерами отдыха с песнями и танцами. Но было кое-что и поинтереснее. Скажем, экскурсия на остров Святого Стефана, который аборигены иначе как Островом любви не называли, рассказывая легенду о беспрецедентных романтических отношениях королевской четы, проживавшей в здешнем замке. А чтобы вернуть туристов с заоблачных высот мифологической истории, тут же вспоминали, что на острове любили бывать кинозвезда Софи Лорен, космонавт Юрий Гагарин и даже генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Возможно, это был, как сказали бы теперь, маркетинговый ход. А вот чувства дружбы, проявлявшиеся югославами и в Будве, и в Дубровнике, и в Белграде к нам, были искренними. Реальными были и советские троллейбусы на улицах столицы, и самолет «Ту-134» югославской авиакомпании, которым мы вернулись на Родину.

Бобруйчане на мемориальном комплексе горы Авала в окрестностях Белграда.Фото 1980-х годов.

Путь домой и Петр Шаповалов

Наиболее частыми были турпоездки в Болгарию – по тем временам, «шестнадцатую союзную республику». Очередную группу из секретарей парторганизаций, агрономов, инженеров, овощеводов, операторов машинного доения и трактористов широкого профиля района довелось сопровождать летом 1988-го. Автобусом доехали до Киева, а оттуда самолетом – прямо в болгарский Бургас на Черном море. Еще полчаса на колесах – и мы на курорте Солнечный берег.

Отдыхать – не коров доить, а тем более не пахать и сеять. Поэтому, забыв о надоях и привесах, «ворыве зябліва» и прочих недавних заботах, наши люди усиленно, как теперь говорят, оттягивались. Анна из «Киселевичей» предпочитала солнечные ванны на террасе и на пляже, Юра из совхоза имени Ленина до изнеможения плавал в море и потом сидел в баре, Петр из колхоза имени Мичурина чередовал купание с волейболом и теннисом. Меньше внимания уделяла себе Людмила из «Бобруйского», захватившая на отдых «прицепчик» – сынишку, который требовал непрерывного наблюдения будь то в воде или на детской площадке... Быстро пролетели бесхлопотные деньки и упоительные, в буквальном смысле, вечера! Как заброшенные на антресоли видеокассеты, остались в памяти лишь экскурсии в Несебр и Варну, шашлыки размером в ладонь и танцы болгарок на горячих углях, прочая полуистертая экзотика.

А вот путь домой прокручивал мысленно много раз. Нет, в Киев-то мы вернулись самолетом без приключений. За нами вовремя приехал автобус из Бобруйска. Нагруженные впечатлениями, до Чернигова вспоминали в основном забавные эпизоды из нашей одиссеи на «Слынчев бряг» – иначе мы уже не говорили, вставляя при этом полюбившиеся словечки «сухо бяло», «хляб», «шишчета» и подкрепляя разговорную практику упоминаемыми предметами… Как вдруг, по-моему, в украинских Репках, мотор «ЛАЗа» закашлял и заглох. Оба шофера, покопавшись в моторе, завели его, и мы продолжили путь. Правда, теперь уже не под песни советских композиторов из динамиков, а прислушиваясь к тревожным репликам водителей.

Когда до Гомеля уже рукой было подать, двигатель чихнул и окончательно умолк. Водители, чертыхаясь и выражаясь покрепче, снова полезли в нутро «ЛАЗа». Между тем, на землю опустилась тихая украинская ночь. Только позвякивание гаечных ключей, здоровый храп поклонников болгарской сливовицы да беспокойный полушепот женщин нарушали ее. Вполне выспавшийся к этому времени инженер колхоза имени Мичурина Петр Шаповалов вышел покурить. Стоя у моторного отсека, он в неярком свете переноски явно увидел предмет своего профессионального интереса, задал несколько вопросов и закатал рукава рубашки. При этом одного шофера отправил спать. Задремал и я под постукивание рожковых ключей. Проснулся же от рассветного холодка, проникшего в салон вместе с сигаретным дымом.

У автобуса стояли двое мужчин, курили и оттирали руки ветошью.

– Спасибо Петру Андреевичу, теперь доедем, – увидев меня, доложил водитель. – Думал, кранты двигателю, но инженер разобрался…

Пожав обоим руки, сказал, что надо ехать – многих в Бобруйске уже ожидают мужья на машинах из дальних хозяйств. Как же весело заурчал выздоровевший мотор, ковровой дорожкой стлалось под колесами шоссе, приближавшее нас к Беларуси. После Гомеля пассажиры бурно обсуждали информацию бдительной Людмилы из совхоза «Бобруйский», сообщившей всем о всенощной Петра Шаповалова. На Титовском мосту под аплодисменты женщины начали передавать вперед сувенирные бутылочки «сухе червоного» и сливовицы – для водителей и инженера.

Продолжение следует.