«Если это и соответствует действительности, то это только точка зрения Раскина». Отклик на публикацию

4084
Записал Алесь КРАСАВИН.
Бывший директор Бобруйского машиностроительного завода им. Ленина Владимир Нестеренко прокомментировал воспоминания бывшего коллеги Леонида Раскина.

В сентябре прошлого года мы начали публикацию отрывков из мемуаров Леонида Раскина, бывшего начальника главного механо-сборочного корпуса Бобруйского машиностроительного завода им. Ленина, ныне проживающего в США.

На протяжении нескольких месяцев вышло несколько публикаций, в которых Леонид Владимирович делился своими воспоминаниями о годах работы на старейшем городском заводе, о людях, с которыми сталкивала его судьба в Бобруйске.

Одну из публикаций мы назвали «Пять директоров – пять эпох». В ней Леонид Владимирович рассказывал о бывших руководителях завода имени Ленина, в том числе о Владимире Ефимовиче Нестеренко, который возглавлял БМЗ с 1976-го по 1987-й годы.

В своих воспоминаниях автор уважительно называет Владимира Ефимовича человеком, с которым была связана вся его профессиональная карьера на заводе. Пишет также и о том, что Нестеренко несколько раз поступил очень несправедливо по отношению к нему – например, «в 1976 году назначил начальником бюро оперативного планирования Иосифа Михалевича, сына главного экономиста завода, хотя я проделал основную работу по подготовке документов для этого бюро»; «мог, но не дал мне квартиру»; «снял меня с должности начальника ГМСК по надуманным причинам»… Раскин признается, что был зол на директора и внутренне не прощал ему этого.

Главный инженер машзавода им. Ленина Владимир Нестеренко (справа) с Беньямином Михалевичем, начальником производственно-экономического отдела. 1973 г. Фото из архива В.
Главный инженер машзавода им. Ленина Владимир Нестеренко (справа) с Беньямином Михалевичем, начальником производственно-экономического отдела. 1973 г. Фото из архива В. Е. Нестеренко.

Кроме того, автор изложил свою версию причин ухода Владимира Нестеренко с поста руководителя завода: «Нестеренко ушел в отставку в начале 1987 года, когда ему только исполнился 51 год. Как говорили на заводе, по состоянию здоровья... Однако действительность оказалась намного проще и грубее. Это я понял, когда узнал, что в конце 1986 года первый секретарь горкома партии Борозна на собрании партактива завода при всех обвинил Нестеренко в неспособности организовать работу по выполнению плана. Такое заявление в устах «хозяина» означало «все»...».

Мы попросили Владимира Ефимовича прокомментировать вышеизложенные факты.

– К сожалению, опубликованная статья во многом не соответствует действительности, если и соответствует, то это только точка зрения Раскина, – считает Нестеренко. – Более того, отдельные моменты этих воспоминаний я считаю оскорбительными, как в отношении меня, так и в отношении других людей, в частности, бывшего первого секретаря горкома КПБ Анатолия Григорьевича Борозны. Отмечу, что никаких жалоб в соответствующие инстанции – ни по вопросу выделения квартиры, ни связанным с его увольнением с должности, ни по другим – от Леонида Раскина не поступало, в суд он не обращался. Потому что знал, что все эти решения были приняты в соответствии с Жилищным кодексом и Кодексом о труде.

Там, где автор пишет о моей отставке с должности директора завода в 1987 году, содержится, считаю, просто клевета от начала до конца. Отмечу лишь тот факт, что первый секретарь горкома КПБ Анатолий Борозна был переизбран в августе 1986 года, следовательно, такого собрания в конце того же года, на котором он якобы при всех обвинил Нестеренко, просто не могло быть. Ведь Анатолий Григорьевич к тому времени был уже избран 2-м секретарем Могилевского обкома!.. И еще прошу учесть, что завод все 11 лет моей работы постоянно выполнял все технико-экономические показатели, в том числе и в 1986 году.

От редакции: публикуя мемуары Леонида Раскина, мы, разумеется, никоим образом не ставили целью ущемить кого-либо, тем более оклеветать. Поэтому приносим свои извинения Владимиру Ефимовичу Нестеренко за нечаянно доставленные переживания.

А мемуары на то и мемуары, чтобы, с одной стороны, претендовать на достоверность, а с другой – быть очень субъективными, ведь события описывает живой человек, а не машина. Значит, и относиться к таким воспоминаниям как к истине в последней инстанции не стоит.