В сентябре прошлого года мы начали публикацию отрывков из воспоминаний Леонида Раскина, бывшего начальника главного механо-сборочного корпуса бобруйского машиностроительного завода им. Ленина.
Немалую часть своего повествования Леонид Владимирович посвятил бывшим коллегам. Сегодня он делится своими воспоминаниями о директорах старейшего предприятия города.
«Конечно, самый большой опыт и понимание сущности работы руководителя я получил в общении с тремя директорами нашего завода. За 14 лет, с 1974-го по 1988-й, я около двух лет работал при Германе Югове, год – при Викторе Бугае и почти 12 лет с Владимиром Нестеренко. Все они были разные, и как личности, и по стилю руководства. О каждом из них можно коротко сказать: они были «продуктом своего времени».
Эпоха развития завода: 1956-1976 гг.
Герман Савватевич Югов
Самый большой вклад за свое более чем 20-летнее директорство в развитие завода сделал, конечно, Югов. Его прислали на наш завод с Урала, и это был настоящий «красный директор» – со стилем жестко-административного типа. При нем не выполнить какое-либо задание было немыслимо, его просто боялись, а зайти к нему в кабинет имели право всего несколько самых близких помощников.
Придя на БМЗ, он фактически возродил завод, и он стал одним из самых крупных в городе, начал производить стратегически важную для страны продукцию – насосы, работать на заводе было пристижно, люди там хорошо зарабатывали.
Было у него одно очень нужное для директора качество – он умел, что называется, разглядеть перспективных людей и выдвигать их на руководящие позиции, многим дал «путевку в жизнь», например, В.Е. Нестеренко, Е.П. Пахилко, М.К. Борисову, Н.Ф. Расину и др. руководителям.
Когда его отправили на пенсию, ему было чуть больше 61. С завода он не ушел и работал в должности старшего инженера ЛНОТ. Первые год-полтора на пенсии он практически ни с кем не общался, приходил в офис, садился за свой рабочий стол, что-то писал, читал и... ножичком затачивал свои карандаши, очень, очень тонко. Никаких заданий ему не давали, никто его ни о чем не спрашивал, в общем, весьма тягостное впечатление оставляла эта перемена в жизни еще вчера всемогущего Хозяина...
Нестеренко, новый директор, понятно, и сам все знал, и ему не нужны были советы бывшего шефа, мол, «мы и сами с усами», обычная ситуация.
Честно говоря, наблюдая эту деградацию (под этим понятием я ни в коей мере не имею в виду личность Германа Савватевича, речь идет о его служебной карьере), поневоле думаешь о бренности человеческих амбиций... В 1980-м, когда меня назначили начальником ГМСК, он меня поздравил и в беседах говорил: «Леонид, у тебя будет большой и мощный цех, и здесь нужен пошире кругозор, тебе нужно поучиться, посмотреть изнутри, как и чем живут механосборочные цеха таких размеров – тебе бы не помешало с этой целью поехать в командировку на крупный завод. Я поговорю об этом с Нестеренко». И действительно, я поехал командировку на Урал и две недели ходил по цехам нескольких крупных заводов, в том числе «Уралмаша».
Движение вперед в эпоху застоя: 1977-1987 гг. Владимир Ефимович Нестеренко
Человек, с именем которого связана вся моя профессиональная карьера на заводе – Владимир Ефимович Нестеренко... До недавнего времени у меня была твердая убежденность, что он несколько раз поступил очень несправедливо по отношению ко мне, я был зол на него и внутренне не прощал ему этого.
1. В 1976 году он назначил начальником бюро оперативного планирования Иосифа Михалевича, сына главного экономиста завода, хотя я проделал основную работу по подготовке документов для этого бюро. Меня это сильно задело, я чувствовал себя униженным.
2. Он мог, но не дал мне квартиру, несмотря на все факторы в мою пользу.
3. Он снял меня с должности начальника ГМСК по надуманным причинам.
4. Он не отпустил меня с завода по переводу на другой завод, где мне давали долгожданную квартиру.
С этой убежденностью я жил много лет, и, бывая на заводе, при встрече с ним (а он уже не был директором, работал заместителем главного инженера) лишь суховато здоровался.
Но много лет спустя, уже в Америке, я начал с пристрастием рассматривать свою жизнь, переосмысливать ее. И я понял, что действия Нестеренко во многих случаях диктовались, скорее, внешними обстоятельствами, чем его волей. Взять хотя бы мое назначение в ГМСК – он тогда принял непростое и даже рискованное решение: поставить на этот участок человека, который не имел практического опыта работы в цехе. И его доверие ко мне, и то, что, в конце концов, он дал мне квартиру...
Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что любое «отклонение» в этих его решениях могли бы привести к совершенно иному раскладу в моей жизни. Например, сценарий с квартирой. Нашу жизнь в двухкомнатной коммунальной квартире на Орджоникидзе, 28/21 мне не хочется вспоминать: мы жили в комнате 16 кв. м и делили с соседями кухню – семь человек на 6 кв. м... И все же, если бы мы получили свою квартиру на 4-5 лет раньше, то почти со стопроцентной гарантией – не было бы у меня кооператива «Уют» и малого предприятия «Ралев», и тех денег, которые я там заработал, в том числе на четыре квартиры... Так что, я признателен Владимиру Ефимовичу за то, что он следовал тем идущим откуда-то свыше сигналам, принимая решения относительно моей персоны.
За те годы, что мы вместе работали, наши отношения носили субординационный характер: начальник-подчиненный. Нестеренко-директора я знал гораздо лучше, чем Нестеренко-человека. И здесь я буду честен: мнение о нем – «Не любил, но уважал». Но без всяких натяжек можно сказать, что он был человеком заметным: уже будучи главным инженером, вел все концерты, активно участвовал в художественной самодеятельности завода, внешне выглядел всегда безупречно, высокого роста, стройный, умел носить костюмы. В связи с этим расскажу один эпизод. В одно из майских воскресений мы с сыном Алешкой пошли в городскую баню на Минской, помылись, потом поехали покушать жареного палтуса в ресторан «Бобруйск». Выходя из троллейбуса, встретились с директором и его женой, поздоровались и разошлись. На следующее утро, встретив меня в цехе, Нестеренко назидательно сказал: «Леонид Владимирович, не к лицу начальнику цеха разгуливать по городу в спортивном костюме...» Тетя Цыля из Лос-Анджелеса прислала мне этот красивый, голубого цвета «Адидас», и я его с удовольствием носил, но вишь, чем обернулось!
Было у директора хобби – филателия. Как-то я поинтересовался, и он ответил с нескрываемой гордостью, что его коллекция – одна и з самых полных и ценных по этой теме.
Была у него и другая, нормальная для директора, привычка – демонстрировать свою близость к народу. Во время обхода цеха он всегда подходил к кому-либо из рабочих и беседовал. Рядом стоял начальник цеха. У рабочих обычно всегда были претензии – то вода в душе прохладная, то заготовки не привезли... Разыгрывалась сценка «злой начальник-добрый директор».
Нестеренко ушел в отставку в начале 1987 года, когда ему только исполнился 51 год. Как говорили на заводе, по состоянию здоровья. Действительно, в январе того же года Владимир Ефимович лежал в больнице БШК, и мы с Алешкой пару раз его навещали. Я тогда считал, что он перестраховался или просто не хотел допустить, чтобы его сняли с должности за неспособность обеспечить план, и решил покинуть место рулевого, пока корабль еще был на плаву... Однако действительность оказалась намного проще и грубее. Это я понял, когда узнал, что в конце 1986 года первый секретарь горкома партии Борозна на собрании партактива завода при всех обвинил Нестеренко в неспособности организовать работу по выполнению плана. Такое заявление в устах «хозяина» означало «все».
Впрочем, его пост-директорская карьера сложилась достойно: еще 12 лет он работал на руководящих должностях – при Бугае и при Герасимове.
Застой в эпоху перестройки: 1988-1996 гг.
Виктор Павлович Бугай
Виктор Павлович пришел на завод в 1958 году. Он для меня является тем типом «производственника», который прошел на производстве огонь, воду и медные трубы и при этом всегда оставался, в общем-то, нормальным мужиком.
Последний год моей работы на заводе совпал с назначением Бугая директором. После отставки Нестеренко долго властям не удавалось подобрать подходящего человека. Уже наступил и 1988 год, а на заводе все еще не было хозяина.
И вот в январе 1988-го в зале заседаний собрали руководителей всех подразделений и представитель Минхиммаша представил нам нового директора, им оказался... В.П. Бугай. До этого о нем, как о кандидате в директора, речь среди заводчан не шла. Думали, будет человек со стороны. Как-то не воспринималось: еще вчера это был «свой парень», и вы при встрече похлопывали друг друга по плечу и шутили, да и вообще общались на «ты», но вот этот человек становится твоим начальником.
Объективности ради, на тот момент среди «местных» лучшие показатели, действительно, были у Бугая. И это был для него, по существу, звездный час, уникальный шанс, потому что при других обстоятельствах перспектив занять директорское кресло у него практически не было, ведь ему шел уже 55-й год.
Виктор Павлович быстро входил в свою новую роль. Но был один нюанс, который никак не совмещался со статусом фигуры под названием директор. Я имею в виду его внешний вид и манеру одеваться. Его поневоле сравнивали с предыдущим директором Нестеренко.
Правда, через пару лет, когда я с ним иногда встречался, уже чувствовался эдакий директорский, можно сказать, лоск, который приходит с ощущением власти и достатка.
Страна разваливалась, о плане и показателях уже никто не «морочил» голову, главное было – выжить и выдать людям зарплату. Среди работников завода поселилось чувство страха потерять работу, и это действительно было страшно: жить было не на что.
Завод медленно, но верно начал втягиваться в воронку кризиса. Стиль руководства В.П. Бугая можно было назвать «делегирование полномочий», что означало невмешательство в решение текущих проблем, и это правильный стиль при условии эффективного планирования, организации и контроля производства. Однако, в начале 90-х все признаки системного кризиса были наяву. В этой ситуации судьба завода уже зависела от директора.
Да, завод работал и выпускал насосы, правда, значительная их часть не находила сбыта. Я хорошо помню, как удивлялся тому, что сотни насосов стояли под открытым небом, казалось, что вся заводская территория была складом. К концу его директорства на заводе был шестимесячный запас невостребованных насосов, но такое положение было в промышленности повсеместно.
Так что, директорство Бугая закончилось при почти пустом «портфеле заказов» и забитых складах. И пошла цепная реакция: нет работы – не нужны и рабочие. На такой или почти такой волне в 1996 году заканчивал свое директорство В.П. Бугай.
Попытка стабилизации: 1996-2004 гг.
Виктор Васильевич Герасимов
То, что Виктор стал директором, я узнал, когда мы уже были в Лос-Анджелесе. Это было вполне предсказуемо: у него были все предпосылки занять этот пост, не последнюю роль, думаю, в этом сыграло его номенклатурное прошлое.
Те сотни насосов, что скопились на заводе, оказались счастьем для Герасимова, принесли ему почет и вывели его в число лучших директоров города. Его правильные действия способствовали тому, что в короткое время все насосы были проданы, у завода появились деньги, и на время стало легче жить. Он занял разумную позицию в вопросе увольнения пенсионеров – каждому из них была дана возможность после достижения пенсионного возраста еще несколько лет поработать на заводе. Естественно были и обиженные, но здесь уж всем не угодишь.
Виктор по-человечески отнесся к своему бывшему шефу: он оставил Бугая на заводе и дал ему несколько лет поработать на хорошей должности. Ведь, насколько я знал, отношения у них были не безоблачными.
То, что завод скатывается в кризис, из которого он сам никогда не выйдет, думаю, Герасимов понимал. И вначале пытался хоть как-то стабилизировать работу завода и остановить падение. Но внешние факторы, видимо, были сильнее.
Виктор, судя по результатам, смирился с этим, и ко всему, я думаю, что у него не оказалось помощников, способных к выработке радикальных идей по остановке падения производства.
Впрочем, все эти хлопоты и суета закончились для Герасимова вполне благополучно: вовремя и с почетом в 2004 году он покинул завод и вступил на стезю государственного деятеля – был избран в Парламент Республики Беларусь.
Однако, несмотря на солидную должность, которую он занимал – заместитель председателя парламентской комиссии по промышленности, задержался Виктор Васильевич в рядах законодателей всего один срок. Так что вернулся он на завод в начале 2009 года, уже не директором, а на специально для него введенную в штатное расписание должность «советник директора завода». Я как раз в то время был на заводе, сидел с Виктором в его кабинете, и тогда мне было непонятно, какова же его роль на заводе и чем он будет заниматься...
Тем не менее, вся карьера Виктора – это олицетворение успеха. Молодой человек, из рядового инженера пройдя все партийные коридоры и кабинеты, стал руководителем крупного завода, затем депутатом парламента.
Один на один с проблемами: 2004-2013 гг.
Игорь Михайлович Новиков
Мое заочное знакомство с Игорем Михайловичем состоялось через газету «Вечерний Бобруйск», где в январе 2007 года было напечатано интервью с ним: вполне достойная трудовая биография, серьезное образование и крепкий семейный очаг, одним словом, он вызывал чувство доверия и симпатии. И при личном знакомстве произвел на меня то же впечатление. На должность директора он был назначен в самом конце 2004-го, после ухода Герасимова в депутаты. Мне трудно судить, в каком состоянии он принял завод, но то, что «здоровьем тот не дышал», было очевидно. Помню, мне один из коллег сказал, что как только Новиков стал директором, завод сразу покатился вниз. «А с какой это вершины?» – спросил я.
На самом деле новый директор начал свою карьеру почти с «болевого приема» и был, по сути, оставлен один на один с вызовами и проблемами, которые не под силу преодолеть.
И дело здесь не в его личных качествах: Игорь Михайлович – толковый инженер, но, мне кажется, он просто не был готов к директорству в столь критический момент для завода, потому что те должности, которые он занимал до этого, не могли дать ему тех знаний и того опыта руководителя, а учиться этому в кризис поздно.
В тот визит на завод я увидел перед собой порядочного, спокойного парня, но не директора того типа, который ассоциируется у меня с фигурами Югова, Нестеренко, Похилко... Возможно, я заблуждаюсь, но мне показалось, что Игорь Михайлович слишком интеллигентен для такой работы.
Эта глава была уже написана, когда я получил сообщение, что И. Новиков – уже не директор, а его место занял Фомин Андрей Александрович, 38-летний представитель новых владельцев завода. (Сейчас ОАО «Бобруйский машиностроительный завод», входящим в Группу ГМС, руководит Лихман Валерий Всеволодович – прим. ред.).
Но для Игоря Михайловича, думаю, это был не конец жизни, и я желаю ему крепости духа и удачи.
Продолжение следует.
