Каминские, молочная мама и другие соседи
– Улица Пролетарская, уходя в западном направлении, упиралась своим концом в Люксембургскую, как мы называли улицу Розы Люксембург. На их углу, собственно, мы и жили в ЖАКТовском доме. Вторую квартиру занимала семья Каминских – известных позднее спортсменов. Их было, по-моему, восемь братьев и сестер. Как они появились на свет? – таким вопросом, предваряя ностальгические воспоминания, задался в очередную нашу встречу бобруйский ветеран в роли Гарика – Виталий Николаевич Огур. Помнящий, как и многие в нашем городе, боксеров Геннадия и Николая Каминских, я проявил интерес к поднятой теме.
И оказалось, что глава семьи Владимир Каминский с первой женой растили дочь Ванду. Потом ее мама умерла, и папа женился на родной сестре рано ушедшей супруги – Ольге. И с ней они стали родителями еще семерых детей: первенца Гены, затем Коли, Толи, Ани, Мани, Паши и, наконец, Петьки.
– Самое удивительное, что тетя Оля была моей молочной мамой, – с теплотой в голосе продолжает рассказ собеседник. – Дело в том, что у моей мамы вскоре после моего появления на свет молоко пропало, а родился я 6 февраля. Но аккурат накануне, 5 февраля, родилась у тети Оли дочка Аня. Вот она по-соседски и вскармливала нас обоих, так что мы с Анной – молочные брат и сестра. Продолжалось так до нашего годовалого возраста, но разве возможно стереть это из памяти!
Как не может забыть Виталий Николаевич и эпизод, касающийся не очень сытного послевоенного детства.
Котлеты из конины
– Мне показалось, я за квартал до дома, возвращаясь из школы, учуял аппетитнейший запах жареного мяса, доносившийся с нашего двора. Приближаясь к своей двери, все больше убеждался, что именно из-за нее летят к моему носу такие редкие тогда флюиды. И точно! Мама жарила … котлеты! Из мяса! А вскоре выяснилось, что они из конины, но от этого менее вкусными не стали. Это сегодня я знаю, что в самые деликатесные сорта колбасы добавляют конину, а тогда нам просто повезло, что на райбыткомбинате, где дядя Володя Каминский работал заместителем директора, какую-то конягу выбраковали и он ее выкупил на мясо, которое ели всем нашим кварталом. Позже и мы, и Каминские разжились на поросят и выращивали подсвинков, которых забивал и свежевал исключительно дядя Володя. Так двумя семьями и съедали свежину – сначала тех, кто справлял ее к Октябрьским, затем тех, кто к Новому году, – коренной бобруйчанин вновь уносится мыслями в детство.
И это не первое свидетельство дружной послевоенной жизни бобруйских, и не только, соседей. Каждый из нас слышал от родителей, дедушек и бабушек о том, что раньше жили беднее, но веселее. Вот и Виталий Николаевич не смог обойти вниманием этот факт.
– В середине 1950-х мы жили большим и сплоченным интернационалом. Только на нашем отрезке Пролетарской жили прекрасные люди Бухман и завхоз больницы-Морзоновки (простите, фамилию уже не вспомню); семья Арбузов – Леонид Львович с женой и дочкой Валей, моей ровесницей; соседями были также тетя Дуня Ракита с сыновьями Женей и Сергеем. За нашим домом жил некто Гоцман, о котором вспоминать не хочу, так как в войну, по рассказам отца, он выдал папу немцам как помощника подпольщиков и партизан… А вот о Борисе Шилове с удовольствием скажу: он родился ровно 9 мая 1946 года, когда День Победы еще не был выходным днем, и мы с ним учились в одной школе № 2.
Птицы мира и пропавший портфель
– После окончания Великой Отечественной войны голуби на наших Пионерской и Люксембургской улицах были почти в каждом дворе, – Виталий Николаевич Огур рассказывает еще об одном занятии, которое было одним из любимых у пацанов Бобруйска. – Даже на предприятиях тогда разводили голубей, ведь эта птица символизировала наступивший мир. Сразу после войны голубей в городе почти не было: то ли их съели оголодавшие люди, то ли уничтожили не менее голодные кошки. И если попавшегося на улице одинокого голубя вдруг давила автомашина или конная повозка, то сразу собиралась толпа, бурно осуждавшая лихача.
Пару секунд посожалев о случавшемся в детстве, собеседник продолжает.
– Многие мои друзья – Толик Литвинов по кличке Рикша, Побединский и другие – были заядлыми голубятниками. Естественно мне тоже хотелось завести птицу мира. Но поведение мое, как тогда любили говорить, хромало. Нередко не по моей вине. Ну разве я виноват был, что у меня не стало новенького портфеля, подаренного к первому классу моими тетями Валей и Катей? Шел я в школу однажды мимо туберкулезной больницы, вдоль забора «Зеленхоза». Птички поют, кузнечики стрекочут. Ну я кинул портфель на траву, начал кузнечиков ловить. А когда вернулся, чудесного портфеля, с двумя блестящими замками, уже не было. Утащили прямо с книжками и тетрадками…
Другой причиной отказа в удовлетворении мальчишечьего интереса к орнитологии Виталий Николаевич называет пропажу новых его ботинок. А дело было так. С Шуркой Ласевичем и Валеркой Шумиловым Виталик, как всегда, гонял мяч в саду напротив стадиона «Спартак», рядом с костелом, Домом инвалидов и детским домом. Перед игрой переобулся, сняв еще блестевшие новые и надев старые потрепанные ботинки. В азартной суматохе футбольного сражения, конечно, не заметил, как обновку кто-то умыкнул. Пришлось топать домой в рваных, с обидой на весь белый свет в душе и слезами на глазах. Но и в тот раз выручила сердобольная тетя Катя, купившая обувку племяннику.
– Но зато когда мама разрешила мне завести голубей, мы с отцом отправились с Пролетарской прямо через огороды на Пионерскую. К дяде Васе Романовскому, который не только печи клал всем в округе, но и был самым лучшим голубятником, знавшим до войны и моего деда, увлекавшегося сизарями. Не помню, о чем там говорил отец с дядей Васей, но он подарил нам чудесного красного с белым хвостом красавца, причем не какого-то, а породистого, Николаевского. Когда его принесли домой, мама радовалась вместе с нами. Поэтому вскоре у меня появился и второй голубь, а потом их стало уже несколько, – рассказчик улыбается каким-то мыслям, явно педагогического характера, и продолжает уже о школе.
Первый учитель и красные звездочки
– Школа у нас была хорошая и класс вот такой! – для убедительности Виталий Николаевич поднимает большой палец вверх. – А какие прекрасные были у нас учителя! Как кропотливо и внимательно занималась с нами Евгения Романовна Черток: и заповеди октябрятские учили, и гопака разучивали, а позже показывала, как правильно пионерский галстук завязать. Помню, что всю дорогу от дома до школы, когда стал пионером, я нес его, любовно выглаженный, на согнутой руке и только в классе повязывал.
И еще послевоенный пионер вспомнил эпизод тогдашних контактов школы и семьи. Лучшим пионерам в отряде вручали звездочки, вырезавшиеся из красной бумаги, за отличную успеваемость и хорошее поведение. Приносил такие домой и Виталик. Однажды папа поинтересовался, кто же изготовляет эти награды? Узнав, что все придумала и сама делает Евгения Романовна, заводской умелец вскоре передал через сына специальный штамп, приложив который к бумаге и слегка нажав на него столько раз, сколько требовалось, можно было получить кучу звездочек. В связи с этим вспомнил ветеран еще один случай.
– После четвертого класса отец взял мне путевку в пионерский лагерь «Дружба» фабрики имени Дзержинского. Каникулы уже подходили к концу, и мы поехали играть в футбол со сверстниками в Горбацевичах. Каково же было мое удивление, когда после матча я среди болельщиков увидел и Евгению Романовну – я даже на шею ей бросился. А первого сентября мы встретились опять в классе, и полетели дальше школьные годы чудесные. Еще не раз, уже во взрослой жизни, вспоминали мы с первой учительницей те годы.
