«– Бореньке, иди скорей домой, мама сделала какаву, – доносилось из какого-нибудь двора, и наш друг Борька бежал на многообещающий зов. – Мама, дай какаву, я уже тороплюсь! – он не мог отказаться от удовольствия выпить напиток, так пахнувший шоколадом, и боялся пропустить ход в игре в пикур. Но в ответ слышал грозное материнское: – Я тебе дам сейчас какаву! Винеси сейчас же помойное ведро, мерзотник!»
Седовласый Гарик будто возвращается в свое послевоенное детство.
Бобруйск во все времена был городом интернациональным, но с заметно звучавшей на фоне других языков еврейской речью. Но неспроста известный наш земляк Иосиф Тункель задолго до моего собеседника подметил, что некоторые евреи использовали языки в зависимости от времени и места: одни, например, в течение недели изъяснялись на идише, а в субботу и праздничные дни – на русском; другие в Слободке, на Старом Шляху, за Насыпью говорили на идише, а на Шоссейной, Муравьевской, Минской – только по-русски.
На Старой Бойне правила эти к началу 1960-х были усовершенствованы. Каждый из ребят говорил, как привык дома – по-русски, по-белорусски, по-польски, по-еврейски, и все друг друга прекрасно понимали. У пацанвы не обходилось, конечно, без дразнилок с национальными особенностями. Одним вспоминали про «бульбу, ваду і дровы», обеспечивавшие порядок в доме. Других обязательно спрашивали, выпил ли он с утра «шклянку хэрбатки з цукрем». Третьему надоедали скороговоркой «Вос, вос, фига в нос». Но никто ни на что не обижался – это были нормальные детские отношения.
Как и в Одессе, в Бобруйске был свой язык и у взрослых. В нем не существовало падежей, а стало быть, и окончаний. Есель Михалевич жил в переулке Маяковского и ласково спрашивал у сына: «Семеньке, и шо ты залез внутри?» Дядя Изя на ребячьи вопросы всегда философски отвечал: «Я знаю? Чтобы да, так нет…». А тетя Бася через день интересовалась у соседки: «Он по-прежнему работает балаголом или он уже сам себе босс?» Заботливая мама частенько узнавала у приятеля Гарика: «Мишучике, ты будешь хлеб из бутером или без никому?» А другая, озабоченная судьбой повзрослевшей дочери, наставляла: «Ты только не ломайся, как маца на Пасху».
И еще Гарик вспоминает, что если две повздорившие еврейки встречались на общей кухне, то гвалт стоял, в который встревать не рекомендовалось. Как-то тетя Тайба готовила цимес из картошки и черники. Маленькие соседские дети то и дело надоедали хозяйке: «Тетя Тайбочка, что ты делаешь такое вкусное, что ты варишь?». Устав от домоганий, та со словами «Что, что – г…о!» бросила им по ложке кушанья на тарелки. Съев угощение и перемазавшись черникой, детвора убежала гулять. А вскоре вернулась их мать и спрашивает, что они такое ели, чумазые. Малыши, ничтоже сумняшеся, отвечают: г…о, которым угостила тетя Тайбочка. После этого, конечно, случился гвалт.
Но всегда все заканчивалось без крови, мирно, как у Фирки и Мотке. Они жили в конце улицы, Мотке работал старьевщиком. Однажды, правда, сдали нервы и у него – вся улица слышала его вопли: «Она кормит меня вшами, она накормила меня вошами!..». Как показало незамедлительное расследование, Фира пожарила на керогазе мужу картошку, которая местами подгорела и хрустела на зубах у впечатлительного Мотке.
Куда более хладнокровным был Фима Пинтов по кличке Гителе, с которым позднее работал наш Гарик. Он имел обыкновение ездить по вечерам на Чонгарскую улицу, чтобы закрыть ставни в доме, где жила его мама. У него был старый «Москвич», со всегда севшим аккумулятором и не державшим ручным тормозом. Вот приезжает Фима с женой на улицу Чонгарскую, машину не глушит и идет закрывать ставни на окнах. Затем проходит в дом, чтобы пожелать спокойной ночи маме. В это время стоявший под уклон автомобиль начинает катиться в сторону улицы Бахарова. Вышедший на крыльцо Гителе рысью бросается вдогонку, вскакивает за руль и успевает затормозить прежде, чем «Москвич» оказался на перекрестке. Сделавшаяся белее халата, в каком работала в поликлинике, супруга в сердцах допускает совсем непрофессиональное и немилосердное выражение: «Фима, знаешь, что я тебе скажу – чтоб ты сдох со своей мамой…» Горемычный водитель виновато и отстраненно только и молвит: «Ну, ладно я, но почему с мамой?..»
Конкурс «Мой Бобруйск»: вспомни молодость и выиграй приз!
Уважаемые читатели, предлагаем вам вспомнить молодость! Ведь проект «Наша история» посвящен бобруйским событиям и судьбам людей второй половины ХХ века. Это то время, которое многие из наших читателей хорошо помнят, о котором в семейных альбомах наверняка сохранились памятные снимки. Предлагаем вам покопаться в своих архивах и выбрать самое лучшее, на ваш взгляд, фотографическое свидетельство эпохи с 1945 по 2000 годы. А также вспомнить самое интересное, что случилось в эти годы с вами и нашим родным городом, и написать об этом небольшой рассказ. Можете сопроводить его дневниковыми записями, письмами, любыми документами тех времен. Подробнее о конкурсе читайте здесь
Фотопечать и реставрация старых снимков!
Мы оказываем услуги по фотопечати с любых носителей, реставрации старых снимков (устранение царапин, пятен, увеличение размера).
Приносите старые снимки в редакцию «Вечернего Бобруйска» по адресу: ул. Московская, 42, 2-й этаж. Мы работаем с понедельника по пятницу, с 9.00 до 17.00, без обеда.
Цифровые фото можно прислать на адрес редакции: red-vb@yandex.ru (не забудьте указать свой номер телефона) либо на вайбер +375-25-514-94-64.
Забрать заказ можно в редакции или получить его по почте наложенным платежом.
Справки по тел. (вайбер, телеграмм): +375-25-514-94-64.
