Фото используется в качестве иллюстрации
«В 1988 году мне встретилась статья одной женщины, которая спрашивала совета: что делать, если твой ребенок – не такой, как все. Тогда я тоже столкнулась с такой проблемой, но не могла пока еще ответить на все вопросы. Теперь же, по прошествии стольких лет жизни, я решила написать, может, мои наблюдения помогут кому-нибудь, столкнувшемуся с такой же проблемой.
…Роды у меня были тяжелые. Открылось кровотечение в 12 часов ночи, и только к часу дня из деревни привезли меня в Бобруйск в роддом, где быстро сделали кесарево сечение. Лежа на операционном столе, я в душе молилась, мне так хотелось жить!..
Меня очень обидели слова анестезиолога. Узнав, что у меня уже трое детей, она сказала: сдохнешь и этих не погодуешь, зачем тебе нужно еще четвертое... Но потом я узнала, что у них это была уже третья внеплановая операция за сутки. И, к сожалению, были смертельные исходы. Люди устали.
Девочка моя родилась – 3 кг 900 г и резко стала терять вес. Три дня мне ее не приносили. Может, потому, что у меня резус отрицательный? В палате сказали, что если будет что-нибудь не так, то долго будут держать в больнице, а мне ведь так хотелось домой. Между тем, из-за потери крови у самой был низкий гемоглобин.
В общем, все обошлось, нас спасли и отпустили домой. Дома я присмотрелась к ребенку и заметила, что смотрит девочка не так, как нужно. Игрушку подносим – она тянет ручку в другую сторону. Только невропатолог поставила правильный диагноз, который впоследствии подтвердился. Дочка поздно заговорила, поздно пошла, все боялась отпустить стенку, ее во всем преследовал страх. Страх был и у меня: неужели правда дебильность? Стала изучать в библиотеке книги по психологии.
У девочки было сильное косоглазие. Помню, как пришли к офтальмотологу на прием, попросили помочь с операцией, а она, мало того, что отказала, да еще, переговариваясь с сидящей рядом медсестрой, покрутила в наш адрес у виска... Боже, как мне было обидно, я шла и плакала.
Потом к нам в деревню из Могилева приехали врачи для обследования детей колхозников. Они мне сразу дали направление на операцию в Могилев и сказали, чем раньше сделают, тем лучше для ребенка.
Операцию ей сделали, но очков она так и не смогла носить. Трое очков разбила, сама поранилась, но врач настаивала: очки надо носить.
В семь лет отправила девочку в школу, вот здесь начались мучения. Она криком кричала, категорически не хотела в школу. Часто приходила из школы с побитыми коленками и локтями. Жестокость детей поражала. Они подставляли ей подножки и хохотали, когда она падала и плакала. Дочь была высокая, но сдачи дать не могла.
Как-то она прибежала домой вся в слезах. Мама, говорит, тетя доктор и учительница сказали, что я дурная… Ее как подменили, она вообще перестала разговаривать. Директор школы стала давить на меня, чтобы я сдала ее в спецучреждение, я отказалась. Она пригрозила, что не даст ей аттестата об окончании школы.
Врачи в Могилев, куда мы поехали на обследование, поставили диагноз: легкая степень олигофрении или попросту дебильность. Перевела дочку в школу, где ее стали обучать по облегченной программе. В этой школе было все так же, подруг у нее не было, она всегда была одна. Твердо веруя, что все дочкины проблемы связаны с плохим зрением, я взяла в колхозе 1 миллион денег и повезла ее в Минск на обследование. Врач Кудрявцева, к которой мы тогда попали, удивлялась, почему в Бобруйске не дали направление на бесплатное обследование такого ребенка? Она мне объяснила, что девочка моя видит все в другом фокусе – у нее миопия высокой степени, подсказала, как добиться пенсии на ребенка. Задала вопрос одному пожилому врачу там, в Минске, что же будет с дочерью? Он ответил: никто не знает, благодарите бога, что после тяжелых родов девочка вполне нормальная, могло быть хуже. Не старайтесь ее учить, главное, чтоб она была здоровенькая.
Я стала купать ее в успокаивающих травах (можжевельник, сосна, зверобой, пустырник, корни валерьяны), а также и поить ими. Покупала витамины, много собирала черники, земляники.
Я почему-то была уверена: заторможенность у нее есть, но она не дебил! Когда ей было 5, старший сын забрал у нее 500 рублей, а ей дал 300, так она сразу поняла, что он ее обманул, было море слез. По-английски считала до 10. В 6 лет уже ездила на взрослом велосипеде. Я присматривалась, анализировала и всячески старалась оградить ее от стресов. Заметила странную вещь – она боялась громкой музыки. Стала специально водить ее на детскую дискотеку, где проходили игры, викторины. Сколько счастья было в ее глазах, когда она впервые перед детьми рассказала стихотворение и выиграла приз – простой блокнотик!..
Только в 9 классе она почувствовала себя человеком, когда я перевела ее в санаторную школу. Появились поклонники, один мальчик всегда ее защищал, и дочь моя ожила. Спасибо хочется сказать бывшему директору и завучу санаторной школы, которые работали в то время и дали моей девочке путевку в жизнь. Благодаря им дочь окончила от центра занятости курсы на пекаря-кондитера и повара.
К сожалению, жизнь и сейчас непростая. Работы нет и не предвидится, у нас в Глуске на работу берут только по блату и свой свояка. Городок наш небольшой, а людей много. Я уже ходила по всем инстанциям, но и в райисполкоме все разводят руками. Предлагают такую работу, которая для нее совершенно невыполнима с ее зрением (дояркой, продавцом, швеей в Старые Дороги)... И страх берет, что будет с моей дочкой, если меня не будет…».
Комментарий
Мы позвонили в управление по труду, занятости и социальной защите Глусского райисполкома, чтобы уточнить: действительно ли так сложно найти работу в Глуске подобным людям «не как все»? Начальник управления Елена Николаевна Кирей рассказала:
– В нашем управлении прошло заседание комиссии по трудоустройству этой молодой женщины, о которой пишет ее мать. Она была рекомендована на работу в детский садик, так как у нее есть опыт работы в качестве воспитателя. Ее направили в отдел образования райисполкома. Обычно при устройстве таких людей учитываем все противопоказания и устраиваем на работу, где легкий труд, часто берем их на замену отпусков.
