Вид Бобруйска до постройки крепости. Картина бобруйского художника Семена Абрамова.
Как-то так повелось, что говоря о прошлом нашего города на Березине, мы больше оперируем фактами и легендами периода, относящегося ко времени начала строительства Бобруйской крепости и далее. Да и что скрывать, с возведением цитадели, действительно, жизнь его преобразилась – он стал известен, о нем много стали писать в документах, газетах, книгах. Но и ранее ведь жили здесь люди – рождались, боролись, погибали. В 630-летнем возрасте города следует, думаю, вспомнить о небезоблачном детстве, бурном отрочестве, драматичной юности Бобруйска.
В лесах и болотах
В краеведческом музее нашего города есть карта, наглядно утверждающая, что территория с Минском, Могилевом и Бобруйском с древнейших времен была заселена дреговичами. По утверждению маститых ученых прошлого, пространство между Днепром и Припятью, прорезаемое Березиной, не имело ни финских, ни литовских поселений. Расселившиеся здесь славяне не застали следов никаких своих предшественников. Об этом, собственно, свидетельствуют и названия здешних местностей, имеющие исключительно славянские корни: Дедново, Киселевичи, Крапивка, Луки, Назаровка, Титовка.
Судя по предметам из музейных витрин, древние бобруяне были знакомы с земледелием, звероловством, торговлей. Им было известно ткачество, а скотоводством, бондарным и гончарным ремеслом они активно занимались. Найденные в курганах и в местах обитания поселян на Бобруйке (в районе нынешнего ЗАО «Хайнекен») украшения свидетельствуют об отнюдь не первобытной их дикости. С IV века осуществлялись торговые контакты с кочевыми народами, шедшими по югу восточной Европы на запад. В конце XII столетия пришел в упадок Киев, Новгород спасался торговлей с немцами, ослабевала Полоцкая Русь.
В попытке спастись Полоцк стремится тоже на запад и входит в соприкосновение с объединяющимися литовскими племенами. И уже полочане называют себя литовцами. С XIII века начинает создаваться литовско-русское государство, которое вполне можно назвать литовско-белорусским. Оно сильнее сплачивается в противостоянии натиску крыжаков-крестоносцев. Один за другим в него входят Полоцк, Витебск, Минск, Туров, Пинск, Смоленск. Столицей сначала становится Новогрудок, а потом построенная Гедимином Вильна. К концу XIV века созданное государство занимает весьма обширную территорию, в которую входят будущие губернии – Виленская, Гродненская, Ковенская, Могилевская, Минская, Витебская, Смоленская, Подольская, Волынская, Киевская, Черниговская и частью Орловская, Калужская, Тульская. Граница этой державы доходила почти до Можайска, находившегося в ста с небольшим верстах от Москвы.
На высоком берегу, на крутом
В то самое время, когда Полоцк получил сильный гарнизон на случай нападения крестоносцев, а крепости Витебска, Орши, Лукомля, Мстиславля, Минска были укреплены и приведены в готовность сражаться с ними, на березинском крутояре, внизу которого небольшая речка Бобруя впадала в большую Березину, обживались мирные люди. Звонкая сосна из окрестных лесов дремучих шла на строительство хат и на обновление тына-частокола вокруг поселения. Бобруяне готовы были защищаться от злодеев со всех сторон. Но к первому письменному упоминанию о Бобруеске была подписана в 1386 году уния между литовско-белоруским государством и Польшей.
Она предполагала, что в них будет общий верховный государь – Ягайло, будут общие внешние дипломатические отношения, общая защита против всякого врага. Внутреннее же управление в обоих государствах предусматривалось отдельное – со своими чиновниками, финансами, войсками. Это устраивало удельных князей литовско-белорусского княжества, надеявшихся, что занятый делами Польши, Ягайло не будет мешать им властвовать. Но взамен они шли на уступку – будучи христианами восточного вероисповедания, соглашались принять латинство. Так все и происходило после избрания в 1386 году сеймом в Люблине короля Ягайло.
Древнее вооружение 16-го века.
В 1387 году Кейстут, Ягайло и Витовт «з Руси и Жомойди и Литвы» собрали войско и вторглись в Польшу. Стычки за землю, за богатства на ней перерастали в настоящие войны князей, когда брат шел на брата в буквальном смысле. Ягайло воевал с Витовтом, Скиргайло, Владимиром, Глебом Святославовичем и Глебом Константиновичем, Иваном Львовичем и другими – «военного люду Скиргайлового полегло 46 000 на пляцу». Потом образумился, наконец, Ягайло, возвел на княжение великое в Литве Витовта. Но как только отъехал в Польшу король, вновь ополчились на на двоюродного Витовта родные братья Скиргайло и Свидригайло. Когда первый умер, захватническое дело продолжил второй. В орбиту завоеваний втягивались то Киев, то Витебск, то Орша, то Полоцк, то Смоленск. Между ними то и дело оказывалась земля наших предков. Они, бесспорно, мечтали о мирном труде, выращивании хлеба и радостной жизни на ней. Тем более, что зима 1424 года, как повествует «Хроника Литовская и Жомойтская», «была теплая надзвычай, звлаща еще в краинах полночных зимных, же в месецу генвару и лютом февралю з подивенем великим фиалки, рожа, огородныи ярыни и сады цвили».
Братоубийственная война не ходит одна
Довольно часто в летописных текстах встречается необычное для русского языка слово «сплюндровать». Читаешь и натыкаешься: Свидригайло Литву сплюндровал, весь край возле Каменца сплюндровали, огнем и мечом плюндровали Туров и Мозырь. Из каждого контекста понимаешь, что слово это означает разорение. Именно оно сопровождало жизнь людей в те очень непростые годы – 1443-й, 1444-й, 1445-й, когда тот же Свидригайло «бурил, палил, стинал люд, место Виленское, Троки, Крево, Молодечно, Лиду… со всеми волостями окрутне звоевал и выпалил».
И даже когда в 1444 году 80-летний король Ягайло умер, а сын его Владислав был коронован на королевство Польское, ничего не изменилось. Наследник в следующем году направил с войсками Сигизмунда с сыном отомстить Свидригайло. «И была мижи ими битва велми великая, але бог помог великому князю Михаилу Сигизмундовичу». Искомым результатом таких битв всегда было покорение и обогащение. Не случайно, и в 1447 году «полочане и витебщане, не маючи собе ни отколь помочи, поддалися князю Сигизмунду и почал Сигизмунд пановать на Великом князстве Литовском и Руском».
Однако неспроста появилось в народе выражение: беда не ходит одна. Великий голод постиг Литву и, конечно, Бобруйщину в 1448 году. Летописцы отметили, что умерших людей по селам съедали псы, волки, медведи, потому что не было кому их хоронить. С голода великого «люди людей съедали, также матки детей своих». На дворах богатых убогие сотнями засеки разбивали и хлеб брали, и солонину, сыр, масло, пшено и другое, а сукон и денег не брали.
Насилие рождает насилие. Эту истину не уяснил для себя пан Сигизмунд и через добрых пять лет, начав очень уж заботиться о приумножении личных богатств в Смоленском, Полоцком, Киевском, Подольском, Витебском и Мстиславском княжествах русских. Проявил себя сущим тираном. И поплатился за это – был убит в Троках «на покое» молодыми княжичами… В те же примерно годы подобным образом действовали великий князь московский Василий, отправившийся к принадлежавшей литовцам Вязьме и кроша и сжигая все на своем пути; великий князь литовский Казимир, собравший за деньги литовских и польских жолнеров и, переложив командование на гетмана Кишку, отправившийся опустошать Можайск, Козельск, Калугу.
Не осталось незамеченным свыше и это. В 1460 году король Владислав погиб в сражении с турками. Через год на его место поляки избрали и короновали его брата Казимира. Спустя еще три года скончались и Свидригайло, и Михаил Сигизмундович… Наконец, об очередной беде народной известие пришло, на самом деле, сверху. Вот что зафиксировала хроника: « Року 1480. Комета великая мижи всходом слонца и полночю през пятнадцеть дний указовалася, що значило присте татар,.. которые з за Волги реки выйшедши и на три войска з царем своим Моняком розделившися, одны до Литвы, a другие на Подоле, третие около Луцка на Волыню великие пустки починили и весь край около Каменца, Житомира, Кузмина, Животова и Володимира сплюндровали».
Беспокойство на востоке
Усиление бурного соседа немало обеспокоило Московское государство, хоть и разбившее татар на Куликовом поле, но еще обремененное их властью. Лишь 1480-й год принес Москве освобождение от татар. Но великий князь литовский и его такой же коллега московский были к тому времени антиподами по политическим целям, но не по средствам их достижения.
В 1486 году Иван Васильевич, «великий князь московский, муж рицерский, собравши войско свое московское великое», пошел под Новгород Великий, на тот момент литовский. Кое-кто претендовал и на наши благословенные приберезинские места: «1486 марта 16. Отказная запись Юрия Зеновьевича киевскому Печерскому монастырю на селцо Киселевичи, в Бобруйской волости, с меновою и денежною данью. Я, Юрей Иванович Зеновьевича, и з своею жоною и з нашими детми, даю и записую у Пречистое дом Печерский у Кыеве, подлуг отца своего данья и запису, отчинное свое и дединное селцо Киселевичи, у Бобруйской волости; а дають тые люди лукно уставное меду, а сто грошей, а возити тым людем тую дань и тые грошы, самым, к дому Пречистое, как и перед тым воживали, а за то мають свечку ставити у Пречистое дому, от году до году, над гробом отца моего и за душу всих родителей моих, и память чинити за продков моих и за весь род мой...».
Вид на старый Бобруйск с высоты птичьего полета.
Зима 1493 года выдалась необычайно теплой. Такой, что в феврале сады зацвели, «травы были великие, ролли и сеножати зеленелися», a потом в середине марта так ударили морозы, что все зеленевшее посохло и в ничто обратилось. В том же году Иван Васильевич, великий князь московский, в начале весны пошел войной на Литву и взял Вязьму, Холопен, Мещерск, Любческ, Серпухов и иные замки русские северские, Литве от Ольгерда и Витовта служащие, и «инших волостей много в коротком часе опановал».
В 1492 году, вскоре после Великдня, король Казимир заболел «немочью червоной», от которой становилось хуже ему день ото дня. А после смерти его сейм в Вильне единогласно избрал на Великое княжество Литовское его сына Александра. Видя обострение отношений со стороны Москвы, Александр и панове Великого княжества Литовского, направили послов в Белокаменную, чтобы «учинить вечное примирье». Более того, великий князь Александр женился на дочери великого князя Ивана Васильевича и «в великой любви жил з царевною, часто шлючи упоминки до царя, тестя своего, a царь до него».
А после смерти короля польского Ольбрихта Александр в Кракове был сделан его преемником и коронован. На Великое княжество Литовское литва взяла Сигизмунда Казимировича. В том же году татар, перешедших Припять и начавших опустошать литовские волости, нагнал в шести милях за Бобруйском и разбил наголову князь слуцкий Семен. Полторы тысячи пленников доставил он королю.
Не лучшие времена средневековье
Между тем, новое столетие началось не лучшим образом. В 1506 году татары вторглись в Белоруссию. «…И пришедши к Днепрови на Лоевую гору и там през Днепр переправившися, сам Магмет Герей солтан подишол под замок Минский, a под Слуцко послал двох братов своих, которыи пришли под Слуцко на день Успения Пресвятые Богородицы. A в Слуцком замку заперлася княгиня Анастасия. И спустошили все около Слуцка волости, a до Слуцка места и замку (ведаючи, же ся в нем была заперлася княжна) штурмовали, чинячи подметы и подкладаючи огонь, але случане боронилися добре и много татар побили, з места стреляючи».
Немного времени прошло, и «знову 30 000 татар вторгнуло в землю Литовскую, бурили, палили, а, пришедши до Клецка, стали там кошем и роспустили загоны. A литва зобралася 10 000 и ударили на кош, который божию помощию взяли и станули в их коши, a приходячих поривцем татаров з полонами, людми христианскими и быдлом, били и мордовали, и всех наголову поразили; a гетманом над литвою тоею на той час был князь Михаил Глинский». И тогда же король Александр умер в Вильне, а Сигизмунд I был выбран на «кролевство Полское».
Современный Бобруйск. Вид сверху.
В следующем 1507 году Михаил Глинский, имея 3000 всадников, начал убивать и мордовать панов литовских и русских, a некоторых обещаниями и подарками в княжество Литовское завлек. Огнем и мечом «плюндровал» нашу землю, Туров и Мозырь своими людьми осадил, Кричев, Гомель, другие города поддались ему. Досталось и Бобруеску, атакованному Глинским. В такой ситуации король «рушил сам со всеми силами войска полского, литовского, руского и жомойтского против Глинского». Видя, что мятежники удирают, Сигизмунд сам на коне с оружием и «веселою поставою през Днепр переправился и тым рицерству своему серца доброго придал, бо за кролем отвсюль, що живо кричачи, гучачи, охотне, як на веселе, пешие и конные в брод тягнули».
А татары перекопские не унимались. В 1511 году вторглись аж до Вильни и за нее миль на 12, «где набравши люду и быдла, ушли в целости до орды». Однако мир и после этого не наступил. Через три года Москва взяла Смоленск. Пришел великий князь Иван Васильевич с войском и стоял под городом недель 12, а король Сигизмунд «то учул, зобрал войско полское, литовское и руское и ишол боронити Смоленска; выехал за неделю перед запустами спасовыми, a смоленщане не дочекавши от кроля отсечи, поддалися князю московскому з городом и замком Смоленским», хоть король с войском уже был в Минске.
Покой им только снился
Татар, в конце концов, литва разгромила в 1527 году. Но и в относительно мирной жизни покоя у людей было мало. Например, в 1529 году подданные Бобруйской волости имели тяжбу с людьми пана Яна Радзивила и пана Вацлава Костевича по поводу отказа тех от участия в назначаемых работах. Бобруяне утверждали, что это несправедливо, так как люди обоих помещиков – зубаревичи и колчичане – «с давних часов» участвовали вместе с ними в волостных разметах, стороже, городовой и мостовой работе. Суд поддержал бобруян – их оппоненты были обязаны участвовать в общих работах.
Между тем, в следующем году состоялась коронация на королевство Сигизмунда II Августа. Бобруйск оставался тем скромным городом, который к середине XVI века не успел вырасти в крупный торговый центр и, оставаясь в сущности сельским поселением, стал центром волости. Уже в марте 1533 года ее люди жаловались на господарских писарей и наместников, берущих дань не по стародавним обычаям. Первые удвоили размер платы за свой въезд, а Миколай Радзивил и затем Ольбрихт Гаштольд начали брать по 200 коп грошей сбора ежегодно, делая «тяжкости великие». Некто Олехно Кривец выгонял бобруян на работы в Киевский замок и тоже брал мзду сверх меры. Господарь проявил внимание к волощанам и предписал бобруйскому наместнику Гаштольду прекратить поборы. Однако бюрократии хватало и тогда. В октябре того же года Сигизмунд I был вынужден издать новую аналогичную грамоту по жалобе бобруйских старцев и мещан.
Бобруйская крепость в 1811 году. С картины художника Залесского. Военно-инженерный музей, Ленинград.
Король внял их просьбам и согласился на самостоятельное внесение волощанами дани сполна как денежной, так и натуральной. Но при этом он предупредил наиболее сметливых бобруян о недопустимости «хитрых обычаев», когда ко времени сбора дани многие уходили в другие места и возвращались только по окончании его. Другие приходили домой на побывку и, ничего не заплатив, пахали землю украдкой и бортями несанкционированно пользовались. Король обязал державцев волостей не принимать никого из отходников, а соседей ушедших крестьян – докладывать уряднику о местонахождении «хитрых». При этом он ввел жесткую материальную ответственность: если соседи знали, но не известили – платят дань за виновных; если урядник знал, но не отозвал – тоже платит за них; наконец, если помещики или наместники не выдают ушедших – они тоже платят «закладу» в 100 коп грошей.
То и дело в разных местах Белоруссии по-прежнему возникали вооруженные конфликты. Был втянут в них и Бобруеск. Вот что писал в июле 1534 года Сигизмунд I гетману Ю. М. Радзивилу на его донесение о медленном сборе войска в Минске, неявке туда панов-рады, а также по поводу просьбы речицкого державцы о присылке ему подкрепления: «… Также што твоя милость пишеш(ь) о Заморянка, иж он козаков немало собрал и лежит у Бобруйску, ожидаючи ласки и датку нашого, абыхмо на тыи казаки послали, и который он лист до твоей милости писал, твоя милость тот лист его до нас прислал. Ино што ся дотычет датку нашого на тыи казаки, то есть реч(ь) неслушная, ижбыхмо мели на них которое жалованье и даток наш давати, яко бы на драби, кды они еще жадное послуги нам не вчинили; напотом естли они которую послугу нам вчинят, тогды мы кажем их которым жалованьем и датком нашим осмотрети».
Худой мир лучше самой победоносной войны
Жизнь шла своим чередом, и в 1535 году князь Константин Иванович Острожский – гетман Великого княжества Литовского, воевода троцкий –умер и был похоронен в Киеве, в Печерском монастыре, а на его место гетманом избран Юрий Радзивил. Тогда же, в июне, он получил лист Сигизмунда I с приказом о посылке людей к Речице для строительства моста через Днепр: «…Старцу и всим мужом волости Бобруйское. Тыми разы писал до нас пан виленский, гетман наш навышший великого князства литовского, староста городенский, маршалок дворный, державца лидский и белицкий, пан Юрей Миколаевич Радивиловича, абыхмо послали колько-десят человеков к роботе мостовой, которыи бы мели в Речицы мост через Днепр вробити, куды бы мело войско нашо тых часов пройти. А протож приказуем вам, ажбы есте того часу, ничого не мешкая, скоро сесь наш лист до вас принесен будет, с тое волости нашое Бобруйское выправили и послали пятьдесят человека с топоры и велели им оттоль з Бобруйска просте ку Речицы з великою поснешностью ити. А мы для того послали там дворянина нашого…». В 1537 году умер царь и великий князь московский Иван Васильевич, оставив за себя на царство Московское старшего сына своего Василия.
По всей видимости, господарские грамоты плохо действовали на Ольбрихта Гаштольда. В 1540 году бобруйские волощане опять обратились с челобитной к великому князю по поводу нововведений почившего в бозе к тому времени наместника. Тот, стараясь выжать все соки, а потом ободрать налогоплательщиков как липку, стал брать с них дополнительно по 200 коп грошей ежегодно. И вновь король принял решение в пользу всех бобруян, наказав державцам не открывать рот на чужой умолот. Все это было закреплено уставой – как новые обязанности, так и послабления. Волость платила за уходивших из нее, раскладывая дань на остававшихся; и удовлетворяла свои потребности за счет самообложения, определявшегося общиной. Чем не пример самоуправления!
В самом начале 1540-х не обошлось без новых катаклизмов. Как сообщает хроника, «саранча великая в Полщи, в Руси и в Литве была, a где на жито, ярину и траву впали, c кореня выгризала». Через пару десятилетий к природным вновь добавились людьми творимые беды. В 1562 году Иван Васильевич, царь московский, послал войско свое на границу литовскую, которое обложило Витебск, Дубровно, Оршу, Копысь и Шклов. В 1564-м он же взял в осаду Полоцк. Очевидно, не без воздействия таких обстоятельств летом 1569 года сейм в Люблине принял унию, положившую начало Речи Посполитой, объединившей Королевство Польское с Великим княжеством Литовским.
Так и чередовались события в жизни средневековых наших предков. В 1571 году опять случился великий голод в Польше и Литве, когда, как свидетельствует летописец, «убогие люди стерво здохлое и собак ели, наостаток умерлых людей, трупы выгребаючи з земли, ели и сами вмирали». Через два года после этого почил в бозе и последний потомок Ягайло король польский Сигизмунд II Август. А в течение последовавших трех лет королями стали Генрик III и Стефан Баторий. В 1585-м умер царь московский, а через два года и Баторий, только и помышлявший о новой войне с Москвой. Сменил его в 1588 году Сигизмунд III. Это он подтвердил постельничему Яну Бояновскому владение Бобруйской державой – городом, замком, волостью и селами: «Хомичи,Кочериче, Добосна, Мисковичи, Титовичи, Тейковичи, Двораниновичи, Ящичи, Покаличи, Тужиловичи, Пузеевичи, Михалево, Здутис и Черковис, в обезпечение следуемых ему, Яну Бояновскому, 4 120 коп грошей литовских».
Эта долговая сумма, между прочим, образовалась следующим образом: польский король Сигизмунд II Август до 1569 года взял в заем у князя Слуцкого Юрия Юрьевича Олельковича 12 000 коп грошей и в обеспечение этой суммы отдал ему Бобруйск с замком и волостью. Польский же король Стефан Баторий после смерти заимодавца, князя слуцкого, отдал Бобруйскую державу в той же сумме в пожизненное владение его сыну, князю слуцкому Юрию Юрьевичу Олельковичу, который многие села волости заложил разным лицам в денежных суммах и сверх того задолжал 3 000 коп грошей литовских упоминавшемуся Яну Бояновскому. Затем князья слуцкие Ян-Семен и Александр, родные братья покойного князя слуцкого Юрия Юрьевича и прямые наследники всего оставшегося после его смерти имущества, взяли у Бояновскаго в заем еще 1 120 коп грошей и отдали ему в обеспечение вышеупомянутые город, замок, волость и 14 сел, в удостоверение чего выдали ему закладную на 4 120 коп грошей литовских. Сигизмунд III на основании этих данных подтвердил Яну Бояновскому пожизненное владение Бобруйской державой, с правом выкупить села, заложенные покойным, и всем этим королевским имуществом владеть беспрепятственно, впредь до уплаты ему сполна заемной и выкупной сумм… Так что спасибо Сигизмунду III и Яну Бояновскому, конечно!
Современные бобруйские окрестности, вид с борта легкомоторного самолета.
