Ты – мне, я – тебе
Самым распространенным были приобретение за деньги, если они были, и натуральный обмен, который сегодня назвали бы бартером. Экспедиция за продуктами начиналась с подачи прошения в органы местной власти. Если разрешение получалось, то с документом установленной формы она отправлялась в означенный в нем район. Вот как, к примеру, было оформлено удостоверение для сотрудников Бобруйского Совета народного хозяйства на закупку продовольствия: «Отдел снабжения разрешает закупку в Бацевичской волости и провоз в г.Бобруйск: 300 (трехсот) пудов ржи или ржаной муки, 700 (семисот) пудов картофеля и 50 (пятидесяти) пудов крупы для распределения между нуждающимися сотрудниками. Волостному продовольственному отделу и деревенским комитетам предлагается не чинить препятствий закупке и вывозу продуктов».
Ездили бобруйчане и подальше, комбинируя, чтобы помочь людям с работой, а значит и с зарплатой. В декабре 1918 года Э.И.Эфрон обратился в местный совнарком с таким заявлением: «Желая доставить из Гомеля в Бобруйск 25 пудов сырой щетины для выработки ее в профессиональном Союзе щетинщиков, я взамен этого должен доставить в Гомель какой-нибудь другой предмет, а потому обращаюсь в Совет народного хозяйства с просьбой разрешить мне вывезти взамен щетины 75 пудов дрожжей». Необходимый документ был получен. Чуть позже, уже в январе 1919 года, хозяин паточной фабрики О.Гурвич просил привезти из пределов Бобруйского уезда 300 пудов крахмала, заверяя, что «по выработке его в патоку, обязуется доставить готовый фабрикат в распоряжение отдела снабжения или, по его распоряжению, в Союз кооперативов» – удостоверение тоже было выписано.
Когда в городе обострилась ситуация с солью, сотрудники отдела продовольствия, которым руководил товарищ Лиокумович, для выявления ее запасов отправились на фабрики и склады Бобруйска. Вскоре на маслобойном заводе Виленского было обнаружено 700 пудов соли. Получить ее для распределения среди населения Лиокумович направил товарища Эпштейна, при этом стоимость соли была занесена «в кредит счета совнархоза, имеющегося по маслобойному заводу Виленского».
На втором месте после продовольственного в повестке дня тех лет стоял вопрос гигиены населения. В дефиците оказалось обыкновенное мыло. Вновь отдел продовольствия стал скрести по сусекам. На мыловаренном заводе Я.Голанта нашлось 54 пуда продукции. Лиокумович предписал фабрично-заводскому отделу получить со склада 37 пудов ее 1-го сорта и 17 пудов – 2-го. И вновь обязательная запись, сохраненная архивным документом: « Всего на 14 100 рублей, каковую сумму благоволите отнести в кредит счета совнархоза по заводу Голанта впредь до нашего распоряжения – при уведомлении».
Однако «мобилизованного» мыла для города было недостаточно. Принимается решение организовать его дополнительный выпуск. Но для этого предстоит сделать выбор в направлении вполне пищевого льняного масла на производство мыла или на продовольственные цели. Выясняется, что на заводе Я.Голанта только на первые две недели масла потребуется не менее 60 пудов. После изучения ситуации отдел снабжения все-таки выдает ордер мыловарам Боркускому и Кагану на получения этого количества на заводе И.Виленского. Одновременно дополнительный заказ размещается на мыловаренном заводе Лапидуса и Айзенштадта.
Детективная история со шкафом в «Уездлесе»
Одновременно в начале 1919 года почти детективная история на продовольственной почве разыгрывается в уездном комитете лесной политики и лесоперерабатывающей промышленности при Бобруйском уездном совнархозе. Все в тот же его отдел снабжения из «Уездлеса» поступает прошение: «В виду острой нужды в продуктах первой необходимости, главным образом – в муке и картофеле, мы, служащие Уездлеса, покорнейше просим выдать нам разрешение привезти для себя из уезда 12 пудов ржаной муки, 15 пудов картофеля и 1 пуд крупы». Было это в конце января. Судя по всему, заготовки прошли успешно.
Но уже 8 февраля инструктором уездпродкома Цирульниковым и заведующим фабрично-заводским отделом Михайловым был составлен такой протокол: «В здании «Уездлеса» нами обнаружен шкаф со следующими продуктами: сахар – 32 фунта, крупа – 32 фунта, соль – 20 фунтов, мыло – 9 фунтов, табак – 3 фунта 6 восьмушек, цикорий – 2 ½ фунта, спички – 32 коробка. Продукты эти были получены от уездпродкома в январе месяце тов. Колодным и Сегалом (сотрудниками «Уездлеса»). Список лиц, которые должны были получить продукты, был составлен Сегалом. Однако из этих продуктов получили лишь некоторые сотрудники. Указанное выше количество продуктов в настоящий момент находится в шкафу. Очевидно, что сотрудники злоупотребляли доверием уездпродкома и получили большее количество, чем следовало».
В марте история эта получила продолжение. Товарищ Лиокумович, ставший к тому времени комиссаром продовольствия Бобруйского уезда, направляет в «Уездлес» уполномоченного товарища Барона. Ему вменено в обязанность изъять хранящиеся «несправедливо полученные продукты». В мандате, выданном Барону, напоминается, что «противодействие сему будет строго наказано». Инцидент 8 марта становится известен председателю профсоюза лесопильных заводов Островскому, который направляет в продовольственный комитет соответствующее заявление.
Тем временем уполномоченный Барон изымает «неизвестно, чьим попечением охраняемые продукты». Согласно описи он получил только 20 фунтов сахара-песка, 10 фунтов сахара-рафинада, 30 фунтов перловых круп, 22 фунта соли, 8 с половиной фунтов мыла, три четверти фунта цикория, 2 фунта махорки, 32 коробка спичек и 3 фунта постного масла. Налицо, как говорится, расходование наиболее ходовых сахара, крупы, цикория, табака, мыла. Зато в компенсацию, наверное, потребленного появились лишние соль и растительное масло. Сообщая об этом в уездный Совет народного хозяйства, комиссар Лиокумович резюмирует: «Непонятно, почему эти продукты так бережно кем-то охранялись в «Уездлесе», и, если действительно они получены в январе месяце для сотрудников и не розданы по каким-нибудь обстоятельствам, то почему они до сих пор не возвращены на наш склад? О последующем просим нас известить своевременно».
Фунты для Титовки
Как в капле березинской воды отражалось бедственное положение голодного времени и в жизни пригородной Титовки – хутора Титовки, как значилось в документах зимы 1918-1919 годов. Здесь, как и в других местностях, действовал уже комитет бедноты, но не было еще кооператива. Вот о чем писал местный комбед в Бобруйский совнарком в декабре 1918-го: «…Нами задержано 9 декабря в 6 часов вечера сахара-песка 4 с половиной пуда у граждан Гирши Финкельштейна и Лейбы Райского, везших без разрешения продовольственного комиссариата, а поэтому просим вас предоставить сахар в распоряжение нашего комитета, принимая во внимание нужду бедного населения Титовки в сахаре, и разрешить продать таковой по низкой цене. Вырученные деньги поступят в приход комбеда». Надо заметить, отдел снабжения без проволочек разрешил комитету бедноты хутора Титовки использовать задержанный сахар по своему усмотрению.
Хуже обстояло дело с другими, как тогда писали, «предметами продовольствия». Крестьяне уезда везли в город на Березине, чтобы продать, плоды своих трудов. Не всегда у них на руках были соответствующие разрешительные документы. Проявляя бдительность, на их пути в Титовке и вставал комбед, о чем знал ревком. Последний слал первому директивы, подобные этой: «Отдел снабжения предлагает незамедлительно доставить весь имеющийся у вас овес, за который вы получите расчет по твердым ценам. Неисполнение сего повлечет за собой предание суду революционного трибунала». Орган управления полуголодной Титовки как мог отписывался, чтобы оставить продовольствие у себя: «Задержанный у крестьян овес без пропусков мы не можем отпустить извозчикам до получения особого распоряжения…».
Комбед в лице его председателя Квасова предлагал оставлять овес и другие продукты на балансе будущего кооператива, который следовало организовать, «дабы в корне разрушить всякую спекуляцию». Заботясь о жителях Титовки, коих насчитывалось в конце 1918 года более 700 человек, Квасов писал в отдел снабжения Бобруйского совнаркома: «Комитет бедноты х.Титовки не может больше быть свидетелем того, что происходит на его глазах. А именно: спекуляция развивается с каждым днем все больше и больше. Комитет делал все что мог для пресечения этого зла, но дальше он не в силах без наличия средств для того, чтобы выставить строгий надзор за спекулянтами. Нам необходимо иметь средства для содержания трех караульных, а потому просим вас, товарищи, дать нам возможность провести это в жизнь и для этого дать нам средства».
Наконец, в январе 1919 года в Титовке был создан кооператив, взявший на учет излишки продовольствия у ее жителей. После этого последовало новое заявление пригородного Совета бедноты: «В настоящее время, с открытием в Титовке кооператива, мы считаем нужным сказать следующее: в коммунистическом государстве немыслимо, чтобы у одного было наготовлено продовольствия на 10 месяцев, а бедняки получали по 2 фунта на душу в ожидании в будущем следующей раздачи. А поэтому мы просим отдел снабжения разрешить нам взять те излишки и предоставить в распоряжение нашего кооператива… А тем, у коих взято, заплатить по твердым ценам».
Комбед, выросший до уровня пригородного Совета бедноты, оказывал конкретную помощь жителям Титовки. Так, бедняку Матлину он выдал удостоверение, без которого тот не получил бы пропуск на привоз продуктов из деревень уезда. Но за это пришлось отчитаться перед все тем же отделом снабжения: «В. Матлин не имел хлеба и, принимая во внимание, что ни отдел снабжения, ни сельские комбеды, ни волостные ревкомы не выдают пропусков без удостоверений местных комбедов, мы посчитали нашим долгом выдать таковое действительно нуждающемуся бедняку, который в противном случае должен был умереть с голода». Ходатайствовал председатель пригородного Совета бедноты перед отделом и о выдаче Моисею Зельдину разрешения на доставку одной коровы «для нужд 13-го советского кооператива, который крайне нуждается в мясе». Корова была закуплена в деревне Пацова Слобода, но без соответствующего документа привести ее в Титовку было нельзя.
Как мельницу национализировали…
В начале 1919 года в Титовке работала паровая мельница, принадлежавшая некому гражданину М.Герчикову. Так бы и молола она зерно на муку, перерабытывала его в крупу, если бы не излишняя предприимчивость хозяина. В феврале пригородным Советом ему было доставлено 50 пудов ржи для помола. Из этого количества 3 пуда 6 фунтов муки должно было поступить на нужды столовой для безработных. Но когда настал момент получения муки, собственник, что называется, уперся. Вот как об этом докладывал в уездный совнархоз титовский председатель В.Квасов: «…Теперь он (М.Герчиков – А.К.) категорически отказывается выдать ее для нужд столовой и даже удержал один фунт с пуда ржи, которую ему давали перемолоть в количестве 43 пуда 32 фунта. Получили от него только 42 пуда 28 фунтов муки, а потому просим привлечь к ответственности». Грозные распоряжения из отдела снабжения по поводу немедленного возвращения долга поступили прямо на мельницу. Но принципиальный Квасов решил идти дальше, не ограничиваясь полумерами.
В заявлении, направленном в Бобруйский совнархоз, он без обиняков пишет: «Комитет бедноты, имея в своем районе паровую мельницу гражданина Герчикова, задался целью сделать ее достоянием народа и считает недопустимым оставлять ее в руках владельца, который десятки лет имел возможность набивать свой карман путем народной крови. А потому комитет считает своей обязанностью ходатайствовать перед Советом народного хозяйства о национализации таковой…». Далее председатель делает своеобразное экономическое обоснование: «В настоящее время плата за промол взимается натурой – 2 фунта за 1 пуд. Продуктивность мельницы в неделю при 8-часовом рабочем дне составляет минимум 2400 пудов. Следовательно, взимаемые 2 фунта с пуда дают владельцу 120 пудов муки в неделю. И это, не считая приспособления для выработки овсяной крупы, которая также приносит известную прибыль. А именно: приспособление может выработать в полтора суток 130 пудов овсянки при наличии 5 человек рабочих».
Вполне грамотный руководитель пригородного Совета бедноты показывает недельные расходы на оплату труда машинистов и мельников, рабочих на приемке зерна и подноске дров, сторожа мельницы, ремонт машин и камней и другие. По его подсчетам получается, что расходы мельницы составляют 2000 рублей, а доходы – 6000 рублей. В.Квасов резюмирует: «А поэтому комитет бедноты просит Совет народного хозяйства обратить внимание на чрезвычайные доходы владельца мельницы и прервать его алчный аппетит в набивании своего кармана посредством народного пота».
