Не исключено, именно такие ассигнации подделывал Игнатий Цезик.
Среди многих и многих сотен сидельцев превращенной в место отбывания наказания цитадели на Березине за годы ее существования бывали люди с необыкновенными способностями, интересными судьбами. Одним из таких был и Игнатий Цезик.
Кривая привела братьев в тюрьму
«Ходит предание, что с того времени, как прошел слух о предписании Омскому казначейству разменивать фальшивую монету на ходячую, изготовление оловянных целковых в Тобольском остроге и бумажных денег в Успенском заводе производилось в огромных размерах; под Тюменью называют целые деревни, указывают на заимки. Некоторые мастера, как ссыльно-каторжный Игнатий Попов (он же Голодаев) — в Троицком заводе, бегло-каторжный Коренев в Тобольском остроге и Игнатий Цезик — везде, куда ни приводила его судьба, приобрели повсюдную известность, перешедшую в потомство»,– эта заметка в старом журнале заинтересовала созвучностью последней фамилии с распространенными на Бобруйщине. Решил поискать связь с нашим краем, где проживает немало людей с фамилией Цедик.
И оказалось, что Игнатий Цезик учился в Вильне рисованию и лепным работам, долго прожил там, показав большие способности. Если быть точным, он окончил факультет изящных искусств Виленского университета. Учился у Франциска Смуглевича, лучшего польского художника того времени. А рисунок ему преподавал Ян Рустем, который давал уроки Тарасу Шевченко в Виленском университете. Там женился, и с родственниками первой жены начал делать те злополучные деньги.
По возвращении в родную деревню в окрестностях Слуцка занялся вместе с братом Феликсом, отставным военным, хозяйством. И опять же организовал в своей усадьбе печатание фальшивых банкнот чуть ли не фабричным способом. В 1820 году был арестован и осужден на пожизненную каторгу в Сибири, но бежал из тюрьмы. Нелегально жил в Австрии, в Вене, и там тоже занялся печатанием фальшивых денег. В 1828 году вновь был арестован, на суде объяснял, что печатал деньги не для собственного обогащения. По его словам, в Польше готовилось восстание за независимость. Созданным для подготовки восстания Временным правительством он был назначен управляющим Национальным банком и должен был изыскать средства для приобретения оружия и боеприпасов.
Брат его Феликс сфабрикованные купюры пускал в обращение и вместе с Игнатием рассчитывал помочь борьбе за свободу народа. Искусство Игнатия до некоторого времени обеспечивало успех, но преступление было раскрыто и обоих братьев посадили в тюрьму. В заточении они не теряли времени даром. По обычаю многих заключенных, они принялись лепить фигурки из теста и хлеба, но с той разницей, что на изделиях Цезика лежала уже печать даровитости, и работы его тотчас же обратили на себя внимание надзирателей. Ему облегчили оковы и даже доставляли глину. А поскольку пребывали братья в казематах Бобруйской крепости, то по городу стали расходиться изящные глиняные сосуды, отличавшиеся от обычных арестантских петушков и коробочек, крестов и голубков — красотою и изяществом отделки.
В литературных источниках сохранилась легенда о том, что, увидев поделки талантливого сидельца, начальник бобруйской тюрьмы поинтересовался у него: а что еще умеешь? Тот, попросив у хозяина зоны ассигнацию в 3 рубля и бумагу, вскоре изготовил поддельную трешку, которую тюремный чин не смог отличить от настоящей. После этого, как пишут, он даже согласился направить письмо Игнатия Цезика императору , в котором криминальный талант убеждал царя, что может изготавливать государственные банкноты, не подлежащие подделке. Однако не прислушались.
Сибирский писатель Иван Козлов с работой Игнатия Цезика.
Способности оценила Сибирь
Бобруйское заточение кончилось для Цезиков тем, что имение их было конфисковано; сами они лишены дворянства и приговорены в Сибирь на каторгу. В Тобольске братьев разлучили: менее искусный Феликс ушел по назначению; талант Игнатия вновь обратил на себя внимание начальства. При остановке каторжанского этапа на отдых в сибирской столице керамические изделия Цезика (бокалы, вазы, кубки, курительные трубки) были показаны тобольскому губернатору. Очарованный их художественными достоинствами, губернатор оставил мастера на вольное поселение в Тобольске. Здесь дарование Цезика раскрылось в полную силу. Он много работал, его изделия хорошо покупались. Слава его выросла уже настолько, что лепные его работы оплачивались хорошими деньгами и отправлялись в Москву и Петѳрбург для подарков. «Поделки, выходившие из его рук,–говорил один из знавших его, – красотою фигур равнялись греческим антикам; орнаменты кружек, кубков и ваз полны были прелести и готической фантазии; картины же из глины были артистическими созданиями ваятеля».
Один из поклонников его таланта, ссыльный поляк Петр Мощинский, назначил ему даже пенсию, ежегодную и пожизненную, в 300 рублей. Цезик построил дом, женился на местной жительнице. В семье родилось два сына. Однако он снова занялся печатанием фальшивых денег. В 1846 году Цезик вновь был арестован и отправлен на каторгу в Забайкалье, в Акатуйский горный рудник. Брата там он уже не нашел, так как тот умер на Аргуни. Однако старого ремесла скульптор не покинул, делал фальшивые кредитные билеты, за что сажали его на цепь, приковывали к тачке. Он вылепил фигуру свою в этом виде и на том успокоился.
Вполне возможно, что если бы Цезик не бросал после Вильны полезного ремесла, если бы совершенствовался и учился дальше и больше, из него получился бы необыкновенный скульптор. Судьба распорядилась иначе. Личные лишения вынуждали его к ремесленной торопливости, работе наспех, а потому не все изделия его имели высокую художественную ценность; в старости работы его были даже неудачны. Создав модель, он делал с нее форму из обыкновенной глины, и пока она сохла, выглаживал, выравнивал, стараясь оставить ее как можно более изящной. Но ломкая, хрупкая глина трескалась, коробилась и отнимала красоту первоначального рисунка, который потом уже нельзя было исправить. В Сибири невозможно было Цезику работать с более твердым и лучшим материалом: мраморные изделия, например, из-за высокой цены своей не имели бы сбыта, а он должен был думать о скорейшей реализации товара. По материалу, которым пользовался он, его можно назвать гончаром, но гончаром-художником.
А это одно из декоративных изделий мастера.
И декабристы Игнатия знали
Гипотезу о личном знакомстве Игнатия Цезика с ссыльными декабристами первым высказал и постарался обосновать иркутский писатель и публицист Иван Козлов. В одной из его публикаций находим: «В сборнике «Декабристы и их время» можно прочесть: «Муравьев, Александр Михайлович (1801—1853). Снимок с барельефа, сделанного в Тобольске ссыльным уголовником Цезиком...»
Рельефный портрет А. М. Муравьева хранится в Пушкинском доме, в Петербурге. Цезик его лепил, будучи в Тобольске. Этот факт порождает вопрос — а не делал ли Цезик изображений других декабристов? Было ли его имя известно декабристам?
У Нины Алексеевны Грузиновой, сотрудницы областного семипалатинского музея, хранится подлинник письма дочери декабриста Арбузова. «Я еще была шести лет от роду,— пишет Арбузова,— и как дети бывают внимательны к разговору старших, так и я кое-что помню... К моему папе приходили тогда товарищи, и даже довольно образованные люди, побеседовать, покурить из трубок, тогда еще папирос не было. И вот, помню, разговор шел: «У вас есть трубка цезиковской работы?» Папа говорит: «И трубка и прочие изделия из бересты и фольги —туалетные вещицы и табакерки... А из красной глины какие он статуэтки выделывал. Я помню Наполеона и Петра Великого… Но он был государственный преступник и сидел в тюрьме, никуда не выходил...».
Итак, декабристы Цезика знали.
Впоследствии Цезик вышел на поселение и жил близ Тобольска. В то время там проживали Анненков, Арбузов, Барятинский, Ентальцев, Штейнгель, А. М. Муравьев и Свистунов».
В архивных документах описан и такой случай. Однажды Николай Муравьев-Амурский, генерал-губернатор Сибири, очень прогрессивный человек, захотел выяснить, как декабристы поживают. Посылает своего чиновника Бернгарда Струллэ, сына знаменитого астронома Струллэ, чтобы тот посмотрел, что они там делают. Так проверяющего больше всего Цезик поразил. Ему сказали: тут есть один старик, который моделирует распятия Христа из глины. Струллэ захотел с ним поговорить. Заходит этот Цезик. И начинает он со Струллэ говорить на чистом французском языке, на английском, на немецком. Спрашивает: как расцениваются работы его отца? А работы его отца печатались тогда, когда Цезик сидел на каторге. А он же там всю жизнь сидел. И их там получал. Этот рот раскрыл и говорит: «Слушай, как это ты, имея такие уникальные познания, опустился до того, что делал фальшивые деньги?» Цезик отвечает: я фальшивые деньги делал не как фальшивомонетчик, а как банкир польского революционного правительства…
На закате творчества и жизни
Уволенный от работ, через несколько лет он поселился под Верхнеудинском, а в 1857 году, через 29 лет после высылки, переехал в Иркутск. Там знали Цезика уже стариком, с морщинистым и бледным лицом, которое некогда было красиво, теперь же стало серьезным и было украшено седыми волосами и бородой. Печальная и тревожная жизнь отразилась на нем. Работал он тут только для поддержания себя и семейства. Жена и сын ему помогали. За Байкалом он породил подражателей, но эти ремесленники хотя и с успехом спекулировали на его имени, но неизмеримо далеко остались позади.
Даже неопытный глаз в состоянии отличить его поделки от подделок. Из них замечательна следующая: Акатуйский рудник(плоская резьба) с изображением в долине знаменитой тюрьмы, в отдалении – горное селение, на горизонте опускающееся за гору солнце, на небе – несколько облачков, а на первом плане – он, Цезик, прикованнный по рукам и по ногам к тачке. Интересно смотрятся Аристотель с книгой (статуэтка); Христос, благословляющий детей (плоская резьба). А вот и он сам в заточении: голова, опущенная на руку, обращена к распятию, стоящему на столике. И опять он (плоская резьба), с выжидающим взглядом, смотрит сквозь решетку окна, к которому приближается женщина с двумя детьми на руках. И снова он (плоская резьба) – незримый в опустевшем жилище его семейства – в избе, на потолке которой прикреплен одним концом шест с зыбкой на другом; на постели сидит его жена и кормит грудью ребенка; у стены кудель с прялкой, горшки и другая мелочь, отделанная с фламандским терпением и чистотой. Делал он и портреты: Мощинского – своего благодетеля, Муравьева-Амурского, и статуэтки – того же Мощинского, Будды и других божков для продажи бурятам. Но самое большое количество работ изготовлено им в виде безделушек для украшения будуарных этажерок, сахарниц, ваз…
Специалисты уверяют, что некоторые работы, как, например, мелкие ландшафты на курительных трубках, делал Игнатий Цезик в одиночном тюремном заключении, где не разрешают ничего острого. Поэтому работал чем попало: рыбьей косточкой, осколочком тарелки, стакана, оконного стекла с одинаковой ловкостью и неизменным мастерством. Вот на какого человека распространилась зараза обогащения посредством фальшивых денег в России ХIХ века.
Так польский или белорусский художник?
Так уж случилось, что у нас – в Слуцке, Бобруйске – мало кто и мало чего знают об Игнатии Юлиановиче Цезике. Больше сведений о нем собрано в далекой Сибири. Сибирские коллеги почему-то дружно называют Игнатия Цезика «польским художником и скульптором», именуя его даже на польский манер – Игнаци Цейзик. Журналистка Ирма Слепнева тоже высказалась о нашем соотечественнике довольно безаппеляционно: «Поляк Игнаций Цезик за свой криминальный талант провел в Сибири 50 лет и был похоронен в Иркутске.
Имя Игнация Цезика, ссыльного поляка, известно сегодня очень узкому кругу исследователей. В Польше его знают как талантливого художника-миниатюриста и не менее талантливого фальшивомонетчика, который в 1830 году за свой криминальный талант был сослан в Сибирь, провел около 50 лет в Акатуйской тюрьме, жил на поселении в Иркутске, где впоследствии и умер. Игнаций Цезик попал в сибирскую глушь как раз в то время, когда царское правительство, разгромив декабристов на Сенатской площади, отправило их за Урал. Поэтому за печальными событиями 1825 года в истории совершенно потерялась для потомков другая дата — восстание поляков 1830 года. Игнаций Цезик был в составе того мятежного польского правительства…».
Несколько иной точки зрения придерживаются белорусские исследователи:
«Ігнацій Цэзік–графік, скульптар, сябар і супрацоўнік Я.Дамеля па Віленскім універсітэце. Праславіўся як фальшываманетчык, які разам са сваім братам вайскоўцам Феліксам наладзіў пад Слуцкам выпуск фальшывых грошай з мэтай падарваць крэдыты царскіх уладаў на акупаванай Беларусі. Большасць жыцця правёў на катарзе (Табольск, Іркуцк, Улан-Удэ і ў іншых месцах). Паняволены, прыкуты да тачкі, ён працягваў вырабляць фальшывыя грошы і высокія творы мастацтва, якія па сваіх якасцях нагадвалі работы сусветна вядомага італьянца Бенвенута Чэліні. Скульптуры І.Цэзіка часта пасылалі на паказ і спадзіў у Маскву і Санкт-Пецярбург. Выконваліся яго работы ў гліне; хутка яны карабаціліся, і таму іх амаль не захавалася. Але ў Іркуцкім гістарычным музеі яны ёсць дакладна. У судовай справе I.Цэзіка, што знаходзіцца ў гістарычным архіве Рэспублікі Беларусь, ёсць яго партрэт, выкананы Я.Дамелем. Партрэт у алоўку. Памёр І.Цэзік у Сібіры, праўда, ужо выпушчаны на волю. Сьн яго Міхаіл Цэзік спрабаваў аднавіць для сябе дваранскі тытул па бацьку, але безвынікова. Дарэчы шляхецтва Цэзікі "займелі" праз прадзеда Ігнація селяніна з Нясвіжчыны, які з бліскучай адвагай біўся з туркамі пры Хоціне, пра што было дакладзена каралю Яну Сабескаму. Кароль, як бачым, гэта улічыў…».
В одном из своих очерков сибирский писатель Иван Козлов высказал уверенность в отношении нашего соотечественника: «Очень ошибается тот, кто подумает, что поиск окончен, — он только начался. А какие сюрпризы заготовлены еще — покажет будущее». Иван Иванович писал это тогда, когда еще не подозревал, что судьба подарит ему возможность стать обладателем легендарной работы — «Христос, благословляющий детей». Историк, исследователь, открывший имя Игнатия Цезика, и теперь уверен: время еще удивит нас!
Единичные образцы, изготовленные этим талантливым мастером, сохранились в фондах Тобольского музея-заповедника. Это две лампады и цветочный горшок. По мнению главного хранителя музея Любови Николаевны Жучковой, «их отличает великолепная художественная работа. Одну из лампад украшает барельефное изображение Тобольского кремля. На другой частично сохранилась гравированная надпись на польском языке с именем автора и годом исполнения; надпись произведена на шлифованной пластинке, имитирующей кость. Удивительные свойства глины позволили Цезику имитировать и чугун. Примером тому может служить цветочный горшок чёрного цвета, массивный с рельефным изображением экзотических деревьев, беседки с колоннами, фигур молящихся женщин и амуров на львах».