Дулаги — начало кошмара
В педантично созданной немецкой системе подавления человеческой личности все начиналось со сборных пунктов на уровне дивизий, куда попадали плененные советские воины. Оттуда они доставлялись в тыл, к которому уже в первые месяцы нашествия относился и город на Березине. В разное время Великой Отечественной войны в Бобруйске действовали 3-й, 19-й и 22-й армейские сборно-пересыльные пункты, достаточно подвижные и часто менявшие свое расположение. В их задачу входила быстрая передача пленных в лагеря, так как они должны были постоянно быть готовыми к приему новых партий военнопленных. Конвейер работал по четкой схеме: сборно-пересыльный пункт — дулаг — офлаг — шталаг.
В дулаге проводилась первоначальная регистрация военнопленных и внесение их в так называемые «регистрационные списки». Опознавательных жетонов здесь не выдавали, за исключением военнопленных, которых оставляли в лагере на более длительный срок для использования на различных работах, как в нем, так и за его пределами (например, на ремонте или прокладке автомобильных дорог). Предоставлять пленных гражданским службам и хозяйственным организациям не разрешалось. В силу нахождения в оперативном районе дулаги также часто меняли свое место расположения. Самыми известным в отношении зверств и издевательств над людьми в захваченном немцами Бобруйске был первый и самый крупный на территории крепости дулаг-131. Уже в начале июля 1941 года в нем содержалось 6 700 военнопленных, а к концу августа того же года их число выросло до 29 тысяч. Всего через лагерь до 20 ноября 1941 года прошло 158 тысяч узников, около 15 тысяч из которых умерли.
Свидетельствуют документы
Из показания свидетеля П. М. Богдана о массовом уничтожении гитлеровскими захватчиками советских военнопленных в концлагере № 131 в 1941 г. 25 января 1946 г.:
«Я знаю, лагерь № 131 находился в Бобруйске и возглавлялся капитаном немецкой армии Лангутом. …Кормили людей всякими отбросами продуктов, как-то: гнилой капустой, гнилым и мерзлым картофелем, отбросами с немецкой кухни — шелухой и гречневой мякиной. Из этого делали баланду, давали ее пленным пол-литра, а также 100 грамм хлеба. Людей в лагере держали под открытым небом. Никакого помещения для этого не было. Пленных заставляли работать на непосильных работах, а за невыполнение норм избивали резиновыми палками, досками, кирпичами. Немцы разбивали доски и кирпичи о головы военнопленных. В особенности избивали пленных, когда отправляли в дальнюю поездку. Людей сажали на машины, и если больной не мог садиться в автомашину — его расстреливали прямо на месте. Все это совершалось на глазах у Лангута. Сам Лангут всегда ходил с резиновой палкой в руках и избивал пленных. В декабре 1941 года он лично расстрелял 4 пленных за то, что они не в силах были везти телегу с трупами из лагеря на кладбище. От непосильного труда и тяжелого режима люди сходили с ума, бросались на проволоку, шли на ура в атаку, считая, что они могут таким образом уйти из лагеря. Тут же их пристреливали конвоиры. Были случаи, что пленные, не выдержав этого адского режима, изболевшие, изголодавшиеся, по 2-3 человека подходили к запретной зоне и просили часового, чтобы он их расстрелял. В 50 метрах от здания лагеря Лангут отвел площадь, куда согнал 12 тысяч людей. Эти люди находились почти по колено в воде. При этом, к их несчастью, шли частые дожди. Люди ночью стояли по колено в воде и спасались только днем, когда их отправляли на работу. Понятно, какой это был отдых. В скором времени в этом лагере появились заразные болезни: тиф, дизентерия. Лангут, вместо того чтобы отделить больных или оказать им врачебную помощь, делал наоборот. Больных по 8-10 человек перебрасывал в помещение, где были здоровые люди, и там вспыхивала эпидемия. В день умирало от 600 до 1 тысячи и более человек…».
Это здесь, в крепостной казарме, накануне 7 ноября фашистами был устроен поджог, в результате которого тысячи узников сгорели заживо, а 1 700 человек были расстреляны из автоматов и пулеметов при попытке к бегству. Всего в бобруйском дулаге-131 погибло по крайней мере 30 тысяч человек. Так что к моменту передислокации лагеря в конце ноября первого года войны в нем оставалось около 6 тысяч военнопленных — за каких-то два месяца адская машина фашизма перемолола столько человеческих жизней и судеб! Из тысяч жертв этих застенков установлены лишь считанные фамилии: Петр Иванович Горелов, Петр Максимович Горшков, Закир Гаизович Махмутов, Александр Константинович Романов, Бекаш Сахиприй Сахип, Александр Матвеевич Скуратов, Эпимах Сакун, Алексей Осипович Филатов и Василий Емельянович Янченко.
Из показаний на суде бывшего заместителя коменданта Бобруйского лагеря для военнопленных Карла Лангута:
«Вопрос: — Расскажите, как был подготовлен с провокационной целью поджог лагеря, в результате которого погибло большое количество военнопленных?
Лангут: — 4 или 5 ноября 1941 года ко мне пришел комендант лагеря Редер и сказал, что со мной он должен побеседовать. Прежде всего он потребовал, чтобы я дал слово, что никому больше об этом разговоре не расскажу. Такое слово я дал. После этого Редер говорил, что командование отказалось давать транспорты для отправки военнопленных в Германию. Все военнопленные умирали с голода. Поэтому полковник Штурм, он был тогда представителем штаба по делам военнопленных, дал приказ уничтожить военнопленных лагеря № 2. Лагерь имел тогда 18 тысяч человек... Ко мне 6 ноября должен был прийти руководитель одной из зондеркоманд, которому я должен был показать казармы. Он должен был подготовить и осуществить поджог, причем сделать так, как будто военнопленные сами подожгли лагерь с целью побега. Руководитель этой зондеркоманды пришел ко мне 6-го. Я ходил с ним по казармам, затем на чердак третьего этажа. На чердаке находилась вентиляция. Руководитель зондеркоманды сказал, что 6 ноября он привезет материал для поджога, а также горючее. Я пообещал, что буду при этом, когда он приедет. 6 ноября он вернулся и привез материал для поджога. С ним были еще два человека. Он сказал, что 7 ноября он все устроит и что моя помощь ему больше не нужна.
7-го числа в 15 часов фельдфебель мне доложил, что правое крыло казарм горит. Я позвонил зондерфюреру Мартынюку в пожарную, и Редер мне приказал по телефону, чтобы я вместе с Мозербахом, который являлся вторым лагерным офицером, и двумя переводчиками пошел в казармы и выгонял всех военнопленных во двор…».
Скомандовали стрелять не сразу, а когда огонь уже яростно пожирал второй этаж и дым тяжело пополз на город, а во дворе, охваченные каменной буквой «П», столпились уже тысячи пленных — тех, что как-то выбрались, вырвались из «цитадели». Пленные, которые оказались ближе к ограде, проволоке, к крепостному валу, уже ощущали, сознавали, что для них самое тревожное не позади, не там, где с яростным трещанием пылает «цитадель», а здесь — эта зловещая тишина по другую сторону колючей ограды. Прямо перед ними стояли немцы, «добровольцы», чернели пулеметы...
На смену прежнему дулагу на то же место пришел новый под номером 314. И нехитрая изуверская механика продолжилась. Эта фабрика смерти просуществовала с сентября 1941 по май 1942 года и тоже оставила свой кровавый след. Здесь закончили земной путь лейтенант Бережной Григорий Иванович, младший лейтенант Герасенчук Александр Андреевич, старший сержант Гратышин Леонид Федорович, старший лейтенант Егоров Николай Петрович, младший лейтенант Ибраимов Николай Матвеевич, младший лейтенант Иманенко Александр Петрович, старший лейтенант Коваль Александр Романович, лейтенанты Королев Василий Арсеньевич, Корчагин Александр Михайлович, Кузнецов Николай, Моисеев Петр Иванович, Обиремко Григорий Герасимович и Хижняк Яков Иванович, старший лейтенант Мельгунов Никита Владимирович, младший лейтенант Серетский Павел Алексеевич, красноармейцы Саидов Ашар Алибаевич и Чукланцев Геннадий Сергеевич. А сколько погибло неизвестных до сих пор мучеников, ведь за неполный сентябрь 1941 года существования в крепости дулаг-314 продемонстрировал ужасающую и страшную статистику — в начале месяца в нем находилось 12 365 узников, а к концу месяца — только 5 175 военнопленных.
А были в нашем городе и другие места содержания захваченных в плен советских воинов, точные координаты которых пока не удалось установить местным краеведам. Например, один из таких был переименован из 220-го фронтового шталага в дулаг с таким же номером. Начав свою кровавую биографию с июля, к сентябрю 1941 года он уже держал за колючей проволокой 8 500 узников, к началу декабря того же года их уже было около 13 тысяч. Потом, правда, было принято решение о расформировании лагеря. Зато параллельно существовал дулаг-142, ставший на целых два оккупационных года местом заточения и смерти для тысяч военнопленных.
Настоящие адские машины
В шталагах — лагерях для пленных рядового и сержантского состава и офлагах — для старших командиров Красной Армии на каждого военнопленного заводилась личная карточка, содержавшая все основные учетные данные. В нее заносились также информация о местах трудового использования, болезнях, времени госпитализации, побегах, наказаниях и т. д. Каждому военнопленному выдавался жетон с личным номером, позволявшим его идентифицировать. Офлаги и шталаги, находившиеся продолжительное время на одном месте, имели бараки для размещения военнопленных. Для дулагов обязательного предписания на этот счет не было. В шталагах из числа пленных формировалось большое количество рабочих команд, которые использовались в районах как военного, так и гражданского подчинения. Согласно положениям Женевской конвенции 1929 года офицеры не должны были привлекаться к физическому труду. Однако, по мнению германской стороны, соответствующая статья данного соглашения не имела силы в отношении попавших в плен младших офицеров Красной Армии.
Немногим более полугода просуществовал в Бобруйске офлаг-21А, подчинявшийся 339-й пехотной и 203-й охранной дивизиям, а также коменданту по делам военнопленных округа «Р». Очевидно, после покорения «правильной» Европы в нашем городе гитлеровцы были менее щепетильны, чинили произвол, нарушая нормы международного права, так как помещали пленных в лагеря без разбора. Вот и в офлаге оказались, а затем погибли отнюдь не старшие офицеры — лейтенанты Борис Дмитрий Карпович и Даниил Иванович Тищенко.
Свидетельствуют документы
«Хлеб» фашистских концлагерей назывался «остен-брот» и был утвержден имперским министерством продовольственного снабжения в рейхе 21 декабря 1941 года «только для русских». Вот его рецепт: отжимки сахарной свеклы — 40 процентов, отруби — 30, древесные опилки — 20, целлюлозная мука из листьев или соломы — 10 процентов. Во многих концентрационных лагерях военнопленным не давали и такого «хлеба».
В шталаге-343, просуществовавшем в нашем городе лишь месяц, тоже уже не было былого немецкого орднунга. К сожалению, больше года действовал на бобруйской земле шталаг-373 и успел натворить немало зла. Наряду с красноармейцами в нем мученическую смерть приняли младшие лейтенанты Бурунов Семен Егорович, Герусс Григорий Сергеевич, Иванов Николай Федорович, Иванюк Игнатий Артемович, Когтев Георгий Федорович, Майданов Саадак Алдыбаевич, Малышев Леонид Александрович, Нарышкин Михаил Иванович, лейтенанты Антохин Борис Кузьмич, Бабинцев Никита Захарович, Бердюков Александр Васильевич, Битбираков Евгений Николаевич, Гапеев Аркадий Гаврилович, Гончаренко Василий Иванович, Гусев Дмитрий Степанович, Долин Николай Семенович, Иванов Иван Иванович, Игнатенко Николай Афанасьевич, Канигин Иван Федулович, Карлов Василий Михайлович, Киссарин Виктор Михайлович, Козлов Дмитрий Дмитриевич, Кощупкин Ефим Андреевич, Куранса Ефим Васильевич, Леонидов Николай Павлович, Макаров Николай Матвеевич, Митрофанов Игнатий Трофимович, Морозов Александр Федорович, Никитенко Павел Иванович, Погорелов Игнат Никонорович, Попов Владимир Михайлович, Сидоров Александр Васильевич, Сокерин Егор, Чертоков Федор Николаевич, старшие лейтенанты Дранищев Юрий Михайлович, Егоров Александр Алексеевич, Иванов Александр Матвеевич, Иванов Сергей Гаврилович, Козин Павел Владимирович, Кузьминский Виктор Иванович, Кулмаев Утеп, Навазов Яков, Патрикеев Вячеслав Алексеевич, Сизов Иван Михайлович, а также майор Архипов Сергей Архипович, военинженер 3 ранга Горский Александр Лаврентьевич, воентехник 3 ранга Кононенко Виктор Антонович и другие.
Свидетельствуют документы
Из письма секретаря Днепропетровского подпольного горкома КП(б)У Г. П. Савченко:
«Дорогие родители, сестренка Тина! …До августа с боями отступали на восток. Затем наше соединение окружили, и вот здесь началось. Плен. Лагерь. Побег. Несколько дней на свободе. Снова плен. Снова побег. И опять плен. На этот раз заключен в Бобруйскую крепость. Началось избиение палками, после которого около двух недель пролежал. Как только поправился, совершил побег. Решил идти в Днепропетровск, чтобы увидеть семью и продолжать бороться…».
Из докладной записки председателя Бобруйской областной комиссии о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками в период оккупации:
«... За 3-летний период оккупации области немецкие захватчики уничтожили 136 217 человек мирного населения и военнопленных. Из этого количества расстреляно 131 871 человек, среди них свыше 5 тысяч детей и 8 тысяч женщин; повешено 168 человек, среди них детей — 42 и женщин — 49; сожжено — 4 178 человек, среди них детей — 1 173 и женщин — 1373. В немецкое рабство угнано 15 675 советских граждан обоего пола. В целях сокрытия следов своих злодеяний немецкие бандиты на протяжении осени 1943 года и начала 1944 года извлекали зарытые трупы из мест массовых расстрелов в деревнях Каменка, Еловики и других, а также на окраине Бобруйска возле еврейского кладбища, складывали затем трупы в штабеля и под страхом смерти заставляли советских военнопленных сжигать их, а затем уничтожали и самих военнопленных. Не успевая подвергнуть сожжению все трупы, гитлеровцы тщательно маскировали массовые могилы путем прокладки на них дорог, посева зерновых культур и т.п.
В конце июня 1944 года при отступлении немецко-фашистских захватчиков, оставаясь в Бобруйске, некто Дешнер вместе с полицейскими 1-го взвода 3-й роты и карателями из СД участвовал в уничтожении 40-60 советских граждан, доставленных из Бобруйской тюрьмы в расположение роты. Обреченных группами по 5-7 человек ставили на колени у траншеи и расстреливали. Обвиняемый на послевоенном судебном процессе признал свою вину в том, что он во время этой расправы лично подвел к траншее первую группу смертников, лично убил двух узников из пистолета, по оставшимся стрелял из автомата.
На следующий день после расстрела узников Бобруйской тюрьмы Дешнер, догнав полицейских, конвоировавших более 500 советских граждан, ранее содержавшихся в бобруйских тюрьмах и в лагере, принял участие в их конвоировании. По пути полицейские избивали людей, а выбившихся из сил убивали. Сопроводив задержанных в поселок Любин Пуховичского района Минской области, каратели загнали их в сарай, а на следующий день расстреляли. Из них 430 человек отдельными группами отвели в поселок Нандатки, загнали в постройки, умертвили и сожгли. Недалеко от поселка около канавы были расстреляны еще 69 человек. Оставшаяся часть узников была уничтожена у сарая в поселке Любин. При проведении этой зловещей акции Дешнер из пистолета в поселке Любин застрелил не менее 3 человек, в посёлке Нандатки участвовал в расстреле групп по 20-25 человек, а также в уничтожении 69 человек около канавы. Эти показания Дешнер подтвердил на очных ставках со свидетелями, бывшими очевидцами тех расстрелов».
Настоятель Николаевского собора в Бобруйске Я. Немшевич свидетельствовал на суде:
«Я в числе других представителей духовенства был приглашен немцами в одну из деревень недалеко от Марьиной Горки, как будто на открытие детского дома… В 80 домах деревни, обнесенной колючей проволокой, страдали дети 8-13 лет, насильно отнятые у родителей. Когда мы совершали молитву, дети плакали. Они были полураздетые, замученные и едва держались на ногах. Дети, плача, говорили, что у них немцы будут брать кровь, просили спасти их. Я, как пастырь и как старый человек, прожил свои годы и, может быть, живу последние годы. Однако такого ужаса, такого зверства я не встречал в жизни. Дети этого лагеря были осуждены на гибель, гитлеровцы использовали их в качестве доноров: трупиками детей были заполнены все ямы в лагере».
Военные преступления, совершенные фашистами на территории созданной к тому времени Бобруйской области, разбирались на открытых процессах в Брянске и Минске. Постепенно выяснялись новые имена военных преступников, поэтому уже в самом Бобруйске, в гарнизонном Доме офицеров, состоялся третий открытый процесс — 28 октября-4 ноября 1947 года. Перед судом предстал 21 обвиняемый: генерал-лейтенант В. Окснер, генерал-лейтенант Г. Траут, генерал-майор А. Конради, генерал-майор Й. Тарбук, подполковник Г. Франке, фельдфебель А. Гримм, фельдфебель Й. Бург, унтер-офицер Г. Эмиш, подполковник Л. Гросс, капитан В. Дрегер, капитан Г. Готтшальк, майор К. Кюнхольд, капитан Р. Цёллер, капитан М. Шмитц, лейтенант Р. Шрёттер, обер-лейтенанты А. Кюнциг, Кошински, В. Краус, Б. Юшкус, Г. Кремер, майор В. Янецке.
Свидетельствуют документы
Из показаний на суде бывшего заместителя коменданта Бобруйского лагеря для военнопленных Карла Лангута:
«Лангут: — В 1944 году, в январе, в лагере военнопленных уже не было, а к нам привели 5 тысяч гражданских лиц по приказу генерала Гамана.
Вопрос: — С тем, чтобы больше не возвращаться к эпизоду о поджоге казармы, ответьте на следующий вопрос: как был представлен поджог этой казармы общественному мнению?
Лангут: — Мы сообщили в Берлин о том, что военнопленные сами подожгли казарму для того, чтобы совершить побег из лагеря, а поэтому мы были вынуждены расставить пулеметы и расстрелять толпу военнопленных.
Вопрос: — Скажите, какую награду получил комендант лагеря за эту операцию?
Лангут: — Точно не могу сказать, но через 2-3 недели он получил военный крест I степени «За военные заслуги».
Прямыми виновниками в истреблении мирного населения Бобруйской области и военнопленных и причиненного ущерба народному хозяйству были названы также комендант Бобруйска генерал-майор немецкой армии Гаман, комендант полевой комендатуры майор Предер, окружной комендант по сельскому хозяйству капитан Панзе и другие оккупанты. Доказательств варварской деятельности подсудимых хватило с лихвой. Трибунал приговорил каждого из гитлеровских головорезов к 25 годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. Правда, никто из них не отбыл этот срок в связи с депортацией в 1950-е годы в Германию. Правительство СССР проявило гуманность несмотря на совершенные фашистами преступления, которые срока давности и перспектив на прощение, как мы понимаем, все равно не имеют.
Монумент мужества и скорби на территории Бобруйской крепости.