Внедрение оккупационного фашистского порядка на всей захваченной территории Советского Союза намеренно сопровождалась пропагандистской риторикой, непременно содержавшей слова «новый», «новая», «новое». При этом завоеванные местности гитлеровцы называли освобожденными от большевизма областями, где начинали вводить «новый порядок», используя для этого и русскоязычную коллаборационистскую прессу. С 1941 года начала выходить подобная газета «Новый путь» в Смоленске, затем ее выпуск был налажен в оккупированных Бобруйске, Борисове, Барановичах.
Бобруйское издание так анализировало итоги первого года войны: «Учтя неожиданно раннее наступление зимы 1941-42 года и исключительную суровость морозов, германское командование оттянуло свои войска на более выгодные позиции… Правда, в некоторых местах германцы уступили большевикам несколько деревень или даже городов…».
Немцы в Бобруйске, у кинотеатра "Товарищ".
Пламенные публицисты «Нового пути», редактируемого в Бобруйске неким Михаилом Бобровым, конечно, по малозначительности события умолчали о разгроме немцев под Москвой, попеняв на «неожиданную» зиму и подчеркнув стратегический талант фашистского генералитета. В таком же духе — уничижения противника и воспевания побед вермахта — происходило освещение дальнейших событий второго года войны. «Первые удары германского летнего наступления», «Керчь пала, как подкошенная», «Неприступный» Севастополь пал в 25 дней», «Грандиозная победа под Харьковом и ее продолжение» — кричали заголовки продажной газеты. Читая сегодня этот панегирическо-дифирамбический поток верноподданнических слов, невольно задаешься вопросом: если так все было замечательно-распрекрасно, почему же закончилось так все плохо для поработителей?
Отчасти ответ авторы дают сами, противореча еще недавним собственным утверждениям о слабости Красной Армии и профессиональной немощи ее руководства: «…Линии красного фронта, укрепленные города, пути сообщения, суда и военные заводы бомбардировались сверхбыстроходными истребителями, сверхметкими пикирующими самолетами и сверхмогучими бомбовозами… Германией о подготовке к наступлению говорилось мало, но делалось много». Позволю себе заметить, что газетчики «Нового пути» в своей словесной диарее восполнили молчание гитлеровского командования с лихвой, проговорившись в недуге о советских «укрепленных городах» и «военных заводах», которых в версии газеты 1941 года просто не существовало.
Немцы в Бобруйске, у школы (ныне - №4).
Однако все это было относительно далеко от берегов Березины. А что было в городе на ней? Судя по хронике, оставшейся на страницах русскоязычного бобруйского издания, главным было то, что здесь дислоцировался Восточный запасной полк — военная часть, в которой были собраны дезертиры, клятвопреступники, мародеры и прочие предатели Родины. Показу их дел после первополосных пропагандистских статей гебельссовского толка, масштабных антисталинских материалов отдавалось остающееся в газете место. Коллаборационисты в рядах запасного полка Русской национальной народной армии, предвестницы Русской освободительной армии, созданной позднее небезызвестным генералом-перебежчиком Власовым, фигурировали во всех публикациях. Сегодня создается впечатление, что немцы-захватчики запрещали писать о себе в «Новом пути». Зато вот как повествовали о русских-спасителях отечества их воспеватели.
«Славный поход
Была ночь. В боевом снаряжении, походным порядком выступил батальон «Березина», имея перед собой задачу: начать освобождение окружающих Бобруйск деревень от разбойников, именующих себя «партизанами».
Твердо отбивая шаг, шли русские солдаты, решившие помочь своей родине…
Темно. Лес. Как всегда, подло, из засады напали разбойники на обоз, но через двадцать минут засада ликвидирована, путь свободен…».
«Призыв к разуму
…Кто не помнит, как вечером 14 июля по Главной улице Бобруйска проходил русский батальон «Березина», возвратившийся из боевого похода, похода принесшего спокойствие тысячам крестьян. Многотысячная толпа, обступившая Главную улицу, с восторгом и любовью, с букетами цветов встречала славных бойцов, не щадивших своей жизни ради освобождения крестьян от грабительских банд. Тит Титов».
«Страничка из жизни Восточного запасного полка
В казармах Восточного полка чисто и уютно. Комнаты украшены зеленью, плакатами, схемами. Солдаты и офицеры этого полка — русские, понявшие свой долг перед родиной и своим народом и поднявшие оружие для борьбы с кровавым большевизмом.
Сегодня у полка гость — майор германской армии, представитель высшего командования. Он приехал, чтобы узнать, в чем нуждается полк, какие у него трудности и заботы. Майор доволен порядком, чистотой, обучением и молодцеватостью полка.
Отчетливо раздается мерный шаг рот, широко и звонко льется русская песня.
— За короткое время очень много сделано, я передам господину генералу об этой огромной и важной работе, — говорит гость.
…Автомобиль привозит нас в имение запасного полка, бывший совхоз. Благодаря энергии, знаниям и большому пониманию дела руководителя имения зондерфюрера г.Р. имение расцвело и обещает в недалеком будущем стать образцовым во всех отношениях.
Повешенные на улице Советской у "Дома коллектива".
…По случаю приезда представителя высшего командования был устроен ужин, на котором присутствовали русские офицеры полка. Речи, тосты, немного музыки и песен — и вот в полночь все утихло. Завтра с удвоенной энергией, свежими силами эти люди дружно примутся за подготовку русских офицеров и солдат для борьбы за освобождение их родины от жидо-большевистского владычества. Алексей С.».
Примерно так же пафосно описывалась обыденная жизнь бобруйчан в 1942 году, сведения о которой зачастую не совпадают с фактами, сообщаемыми пережившими оккупацию. Да и в самом «Новом пути», нет-нет, в нежурналистских материалах проскальзывала правда жизни:
«Извещение. Жилищный отдел г. Бобруйска извещает, что срок выплаты жилотделом и домоуправлениями зарплаты рабочим за снегоочистку на железнодорожных станциях и аэродроме продлен до 1 августа 1942 года…
…На обороте справки следует всегда 1 и 15 числа каждого месяца отмечать, что срок работы еще не истек. Рабочие, которые после 30 июля 1942 года будут задержаны без указанного пропуска, будут отправлены в трудовой лагерь. …Подписано: Фишер и начальник биржи труда».
«Извещение. Установлено, что входные билеты в кино и театр в большом количестве покупаются и перепродаются по очень высоким ценам. При повторении подобных случаев виновные будут подвергнуты строгому наказанию. Руководитель СД. Бобруйск, 24 декабря».
«Внимание! Бывшие военнопленные и красноармейцы г. Бобруйска и района! При контрольных сборах выяснилось, что не все бывшие красноармейцы и отпущенные из лагеря военнопленные явились на сбор. Неявившиеся могут еще получить отметку о явке до 1 января 1943 года в местной комендатуре. Кто после 1 января 1943 года будет задержан без этой отметки в его удостоверении личности, должен считаться с тем, что будет направлен в лагерь военнопленных. Местный комендант».
Как видим, в благостных картинках, подававшихся «Новым путем» для заказчиков «нового порядка», бывали реалистические мазки, когда новые хозяева вынуждены были брать управление в свои руки. Приближался 1943 год, и положение «освобожденных местностей», для жителей которых предназначалась деза коллаборационистской газеты, менялось с точностью до наоборот. Симптоматичен в этом смысле новогодний плакат в одном из номеров, изображавший Деда Мороза, Снегурочку и хоровод вокруг елки из… трех детей. Размаха их ручонок не хватало и на пятую часть окружности — так художник невольно выразил отчетливое предчувствие о том, с кем водить предстоит хороводы.
Мы еще будем обращаться к жанру русского фэнтэзи в газете «Новый путь» и ей подобных, но сегодня приведем к месту суровую прозу бывших известными в военном Бобруйске немецко-фашистских авторов.
Из показаний Рольфа Бурхарда, зондерфюрера немецкой комендатуры города Бобруйска:
«Это было, кажется, в начале июля 1942 года. Знакомый мне по работе сотрудник СД Мюллер спросил меня, как я поживаю. Я ответил: ничего, только туговато с продуктами для посылок домой. Мюллер мне ответил, что в воскресенье, когда я буду свободен, я могу вместе с ним поехать в район, там можно будет кое-что достать. Утром в воскресенье я пошел в СД и вместе с Мюллером поехал на легковой машине в деревню Козуличи. За нами следовало еще три грузовика, на которых были посажены эсэсовцы.
Деревня Козуличи Кировского района была оцеплена эсэсовцами, и население выгонялось из своих хат. Я вынул свой пистолет из чехла и тоже принимал участие. Все граждане были построены и за исключением старосты и семей полицейских выведены на окраину, там их загоняли на мельницу, а потом мельницу поджигали. Пытавшихся бежать мы расстреливали на месте. Я видел, как эсэсовцы в горящую мельницу вталкивали или просто бросали детей и стариков.
После этого мы с Мюллером вернулись в Бобруйск. Было забрано порядочное количество продуктов. Из них я получил около двух килограммов сала и кусок свинины...».
Из показаний на суде бывшего заместителя коменданта Бобруйского лагеря для военнопленных №2 Карла Лангута:
«Вопрос: — Расскажите, как был подготовлен с провокационной целью поджог лагеря, в результате которого погибло большое количество военнопленных?
Карл Лангут: — 4 или 5 ноября 1942 года ко мне пришел комендант лагеря Редер и сказал, что со мной он должен побеседовать. Прежде всего он потребовал, чтобы я дал слово, что никому больше об этом разговоре не расскажу. Такое слово я дал. После этого Редер говорил, что командование отказалось давать транспорты для отправки военнопленных в Германию. Все военнопленные умирали с голода. Поэтому полковник Штурм, он был тогда представителем штаба по делам военнопленных, дал приказ уничтожить военнопленных лагеря №2. Лагерь имел тогда 18 тысяч человек... Ко мне 6 ноября должен был прийти руководитель одной из зондеркоманд, которому я должен был показать казармы. Он должен был подготовить и осуществить поджог, причем сделать так, как будто военнопленные сами подожгли лагерь с целью побега. Руководитель этой зондеркоманды пришел ко мне 6-го. Я ходил с ним по казармам, затем на чердак третьего этажа. На чердаке находилась вентиляция. Руководитель зондеркоманды сказал, что 6 ноября он привезет материал для поджога, а также горючее. Я пообещал, что буду при этом, когда он приедет. 6 ноября он вернулся и привез материал для поджога. С ним были еще два человека. Он сказал, что 7 ноября он все устроит и что моя помощь ему больше не нужна.
Бобруйское издание газеты 1941 года "Новый путь".
7-го числа в 15 часов фельдфебель мне доложил, что правое крыло казарм горит. Я позвонил зондерфюреру Мартынюку в пожарную, и Редер мне приказал по телефону, чтобы я вместе с Мозербахом, который являлся вторым лагерным офицером, и двумя переводчиками пошел в казармы и выгонял всех военнопленных во двор…
Скомандовали стрелять не сразу, а когда огонь уже яростно пожирал второй этаж и дым тяжело пополз на город, а во дворе, охваченные каменной буквой «П», столпились уже тысячи пленных — тех, что как-то выбрались, вырвались из «цитадели». Пленные, которые оказались ближе к ограде, проволоке, к крепостному валу, уже ощущали, сознавали, что для них самое тревожное не позади, не там, где с яростным трещанием пылает «цитадель», а здесь — эта зловещая тишина по другую сторону колючей ограды. Прямо перед ними стояли немцы, «добровольцы», чернели пулеметы...».
Свою страницу в историю нашего города вписали бесстрашные бобруйские подпольщики. И пусть она написана по законам соцреализма, не доверять ей оснований у адекватных читателей нет.
«… На узкие и кривые улочки Березинского форштадта партизаны попали, когда совсем уже стемнело. Проплутав с полчаса, Мария отыскала наконец неприметную с виду улочку, на которой стоял дом ее сестры Александры Вержбицкой. Здесь несколько месяцев тому назад она оставила двух своих малышей, сынишку и дочь.
Чем ближе подъезжала Мария к занесенному снегом двору, в глубине которого прятался небольшой деревянный домик, тем сильнее, тревожнее и нетерпеливее билось ее сердце. Дом Александры Вержбицкой был совсем уже рядом...
...Далеко не сразу решилось командование отряда Николая Храпко на эту рискованную поездку, прекрасно понимая, как настойчиво и активно ищет бобруйское СД внезапно исчезнувшую из города подпольщицу. Несмотря на постоянные просьбы и даже требования Марии послать ее с заданием в Бобруйск, штаб вплоть до февраля сорок второго года не давал на это согласия.
…Наутро, после тревожной ночи, в течение которой Марийка не сомкнула глаз, партизаны приступили к сбору разведданных. Город был забит гитлеровскими войсками. Здесь развернули свои штабы несколько крупных соединений вермахта: воинские моторизованные колонны проходили через Бобруйск почти постоянно. В районе Березинского форштадта, где провели ночь Масюк и Пигулевский, располагался крупный аэродром, на котором базировались бомбардировщики люфтваффе. Тут же, вблизи, тянулись пути железнодорожной станции Березина, всегда заполненные воинскими эшелонами.
Немалых усилий и риска стоила партизанским разведчикам та информация, те данные, которые удалось им собрать. Ближе к вечеру они знали уже многое: о расположении казарм и караульных помещений, о местах стоянок боевой техники, о вооружении частей.
Однако сведения эти, при всей их ценности, были, конечно же, далеко не полными: за несколько часов работы в городе трудно было рассчитывать на большее.
Представление о детальной обстановке в бобруйском гарнизоне Мария и Борис получили лишь при встрече на одной из конспиративных квартир с городскими подпольщиками. Здесь же партизанам было передано несколько ящиков с патронами, добытыми патриотами в Бобруйске, и соль, которую за пределами города достать было действительно невозможно».
В. К. Яковенко, «Партизанки»
