В Бобруйске, как и на просторах Российской империи, к коей принадлежал славный город на Березине, Новый год, Рождество Христово и прочие главные праздники отмечались без каких-либо местных вольностей и колоритных экспромтов, что обусловливалось, в первую очередь, государственной и военной дисциплиной, вошедшей в быт бобруйчан вместе с возведением лучшей в Европе XIX века крепости. Элементы, характерные для празднеств, скажем, в Санкт-Петербурге или Москве, были вполне присущи нашему городу многие годы, хоть, конечно, не могли быть сравнимы с их столичным размахом. Но провести некие параллели, зная, что они не пересекутся, все-таки можно.
Балы
Когда-то Салтыков-Щедрин устами своего героя на примере уездного города N так описал с давних пор любимый в народе праздник: «Новый год весь уезд встречал у предводителя Струнникова, который давал по этому случаю бал. Вереница экипажей съезжалась 31 декабря со всех сторон… В продолжение всего рожественского месяца без перемежки шли съезды и гощения, иногда многолюдные и парадные; но большею частью запросто, в кругу близких знакомых. В числе этих собраний в особенности выдавался бал, который давал в городе расквартированный в нашем уезде полк. Этот бал и новогодний предводительский считались кульминантными точками захолустного раздолья».
Конечно, в Бобруйской крепости дислоцировался не один полк, да и в город не раз наведывались цари. Но избежать провинциального, периферийного масштаба он просто не мог. Ведь по свидетельствам современников, на больших новогодних балах в начале января, например, в Зимнем дворце присутствовало 2-3 тысячи человек. Как вспоминал барон Антон Дельвиг, в 1832 году в таком балу участвовало около 2,5 тысячи приглашенных. Не было таких дворцов в Бобруйске, как и не было претендентов, имевших хотя бы формальное право быть представленными императору. В соответствии с «Положением о выходах при высочайшем дворе…» от 1858 года привилегией находиться в зале «за кавалергардами», то есть ближе к императорской фамилии, пользовались, кроме придворных дам и чинов двора, лица, состоявшие в свите, генерал-губернаторы, генералы и гражданские чиновники первых двух классов, а из лиц, не находившихся в этих чинах, члены Государственного совета, сенаторы, статс-секретари, кавалеры двух высших орденов – Андрея Первозванного и Георгия первой и второй степеней, некоторые другие. Серьезный документ менялся два раза в 1899 и 1908 годах, но принципы оставались прежними. И только 1 января доступ во дворец на так называемый «народный маскарад» открывали всем.
Между тем, в нашей цитадели в упомянутые годы служили довольно известные военачальники, генералы. Среди них и абсолютные рекордсмены комендантства в ней Карл Берг и Петр Трузсон, ратный стаж у каждого из которых только в Бобруйске перевалил за два десятка лет. Однако до столиц было далеко, и наши генералы и офицеры обходились балами, что устраивались в здешнем дворянском собрании. В те времена предводителями дворянства в разные годы тоже были видные деятели города и Бобруйщины. Скажем, Роберт Прушановский, Иосиф Булгак, Аркадий Воронцов-Вельяминов, Константин Стефанович. Они собирались семьями, поздравляли друг друга с Новым годом и Рождеством, отдыхали и веселились.
Ностальжи из ХХ века. В 1960-70-е у нас в поселке торфодобытчиков тоже проходили новогодние балы, а точнее, бал-маскарады. Сначала в украшенном к празднику школьном коридоре с елкой, так как актового зала тогда еще не было, а затем в заводском клубе, где фойе всех не вмещало, поэтому елку ставили в зрительном зале, откуда убирали ряды стульев. Было многолюдно, весело и забавно. В школу на карнавал без маскарадных костюмов, например, не пускали, так мы импровизировали из того, что было: Сашка Котлярский стащил из материного шкафа простыню, прихватил ее булавками и балахон надел на голову, прорезав дырки для глаз. Сегодня бы прошел в качестве веселого привидения, а тогда не пустили за сходство с куклуксклановцами… На взрослом маскараде в клубе нравы были либеральнее до того, что подвыпивших и не игравших совершенно ролей популярных тогда героев из «Самогонщиков» пропускали запросто. А мужики из-за праздничных столов, входя в зал с наклонным полом и не ожидая такого градуса, вполне натурально падали – хохот стоял, как на комедии «Карнавальная ночь», которую давали в том же зале днем ранее.
Музыка и танцы
Любой праздник без музыки представить невозможно. А уж Новый год и не наступит, если его не сопровождают торжественные и развеселые мелодии, не кружатся пары и не блистают индивидуальным мастерством виртуозы танца. Все это не просто было в дореволюционной России, а предписывалось специальными рескриптами со времен императрицы Елизаветы Петровны, весьма любившей наряжаться и появляться на балах в … мужском костюме. При Александре I, отце-основателе, без преувеличения, Бобруйской крепости, маскарады стали важнейшими увеселительными мероприятиями. В царствование Николая I традиции костюмированных балов продолжались и развивались – начинаясь на Новый год, они длились до Великого поста. Сложнее было Николаю II, не до веселья было. Не случайно в его дневнике появилась такая запись: «В 11 вечера поехали в полковую церковь на новогодний молебен. Благослови, Господи, Россию и нас всех миром, тишиною и благочестием».
На балах в XIX и начале XX века инструментальная музыка звучала в исполнении оркестров императорских театров и военных оркестров, а в 1882 году был даже создан Придворный оркестр. Соблюдался порядок танцевальных туров: начинали с полонеза, затем танцевали вальс, две кадрили, заканчивался бал, как правило, мазуркой и котильоном. Вряд ли где-то сегодня используется последний атрибут, а в описываемые времена он был любимым развлечением танцующих. В конце вечера они парами подходили к его устроителям и, поблагодарив, становились перед ними, сомкнув руки вверху. Так делали все, пока из поднятых вверх рук не образовывался длинный свод, под которым, получив от хозяев симпатичные котильонные значки из тюля, шелка или цветов, танцующие поочередно возвращались на места.
Зримо представляется, как и в нашем городе офицеры, сняв шпаги, с первыми тактами музыки приглашали дам на гавот или менуэт и доказывали, что владеют исполнением фигур не хуже, чем оружием на крепостном полигоне. Более молодые привозили из столиц моду на современные па-де-катр, миньон, лансье и другие танцы, приходившие на смену польке и мазурке. Глядя на энергичных подпоручиков и капитанов, грустил, наверное, последний комендант нашей цитадели Иван фон Бурзи: не столько от осознания своего возраста, а от того, что 1897 год был последним в истории боевой единицы, готовившейся остаться просто складом.
Ностальжи из ХХ века. Запомнилась встреча нового 1974 года. В родной школе я, отпускник-пограничник, появился аккурат на карнавале. И то ли форма помогла, то ли уважили недавнего выпускника, но через КП строгих учителей прошел прямо под елку, которой не видел уже полтора года. А музыка звучит, школьный ВИА наяривает почему-то «Опять от меня сбежала последняя электричка…». Все танцуют очень даже оживленный шейк. А потом гурьбой под звездное небо января, снежки на точность поражения уснувшего снеговика и – одна за другой четыре осветительных ракеты в галактику…
Праздничный стол
Тогда тоже происходила смена столетий, эпох, общественных формаций – ломка, какой не видела еще Земля. Старое отметалось, по живому ломались судьбы людей. Казалось многим, ничего не уцелеет в этой кутерьме. Война, еще война, революция – какие гирлянды, какой оливье с рябчиками, какое «Клико» могли остаться не после фейерверков, а в результате грозной канонады нововременья.
Однако ж: с балами покончили, от падэспаней отказались, календарь сменили, а с праздничной трапезой даже в голодные годы не расстались. До русско-японской еще в трактирах под Новый год баловались «Кло-де-Вужем» , «Редерером» и номерными портвейнами. А потом и в лучших ресторанах не достать стало ни «Го-Бриона», ни прочих коньяк-финь-шампаней «от Депре». В конце XIX–начале XX века натуральное вино стало большой редкостью. Анализы, произведённые в Крыму и Бессарабии, на Кавказе и на Дону, показали, что очень многие «вина» готовятся из воды, сахара и спирта и не содержат ни капли виноградного сока. С 1887 по 1890 год Москва получала из винодельческих районов по 460 тысяч пудов вина ежегодно, но, в то же время, удовлетворив потребность полуторамиллионного населения, вывозила в другие регионы до 800 тысяч пудов!
По свидетельствам Владимира Гиляровского, в Москве мальчики-ученики в портняжных мастерских только на Рождество и имели возможность получить по кружке чаю с куском сахара. Плохо было и с консервами: одно из громких уголовных дел было заведено после отравления консервированным зелёным горошком людей в разных городах. Экспертиза установила, что для придания горошку натурального зеленого цвета его подкрашивали ядовитой сернокислой медью. Подделывали конфеты. Доктор медицины Анна Фишер-Дюкельман писала: «Но окраска этих изделий почти всегда бывает искусственной, причем нередко краски ядовиты…».
Бобруйские торговцы – Абель Гамбург на Базарной площади, Гирш Лозинский и Антон Савицкий в потерявшей свое значение крепости, Элья Шмуйлевич на Муравьевской, Франц Лекерт на Шоссейной и другие, видит Бог, старались- таки припасти для бобруйчан что-нибудь вкусненькое к Новому году. Но им мешали – то отсутствие наличности у земляков, то разгул фальсификаторов товаров. В конце концов владельцы ренсковых погребов Меер Каценельсон, Лейзер Фейгин, Залман Юхвид, Идель-Менах Крайнин были вынуждены закрыться, отказаться от собственного дела. И что им было выбирать, если даже поэт Владимир Маяковский с пролетарской прямотой провозгласил: «Новый год – праздник водки. Не будем моральные разводить разводки».
После образования СССР и до начала Великой Отечественной войны празднование Нового года набрало высоту елей в Кремле, в домах культуры и клубах по всей огромной стране. Правда, при этом в атеистическом обществе пострадал праздник Рождества Христова. А когда в тяжелейшей для нас войне заговорили пушки, музы, конечно, сильно приумолкли. Однако, удивительное дело, даже в блокадном Ленинграде главные символы Нового года устанавливали. А чтобы не случилось беды, управление объединенной пожарной охраны города в своей памятке предупреждало: «…Иллюминирование елки желательно делать электрическое, с соблюдением всех необходимых электротехнических правил. Включение в общую электросеть осуществлять только при помощи вилки через штепсельную розетку с предохранителем. При иллюминировании елки свечами – устанавливать их в подсвечники, прочно укрепленные на ветвях. Расстояние от пламени свечи до воспламеняющихся украшений и ветвей должно быть не менее 10 см по горизонтали и не менее 30 см по вертикали».
После опустошительной войны не до жиру было, но поступиться самым ожидаемым всеми праздником не могли. Первый после освобождения Новый год в Бобруйске встречали так: «… Новогодние торжества откроются бал-маскарадом. 31 декабря зал кинотеатра «Товарищ» заполнят учащиеся 8-10 классов. В программе вечера – концерт силами учеников, конкурс на лучшую костюмированную маску, игры и танцы», - писала о сохранении традиции областная «Савецкая РадзІма» в декабре 1944 года. Постепенно жить становилось еще веселей. В победном 1945-м бобруйчане готовились отмечать праздник более основательно, о чем тоже сообщала газета: «В последние дни хлебопекарни Бобруйска начали выпускать для магазинов и столовых города новые виды кондитерских изделий: белые булочки и пирожки с фруктовой начинкой, продажа которых производится без карточек и в любом количестве. К Новому году хлебопекарнями будет освоено производство высококачественного бисквитного печенья».Признаком мирной жизни стал и открывшийся в городе в 1946 году ресторан «Березина», в котором многие поколения бобруйчан так любили отмечать Новый год и другие торжества.
Ностальжи из ХХ века. Из всех новогодних вкусностей больше всего запомнились краснобокие яблочки-пепинки, которые оказались в подарке, полученном в классе четвертом: осенью мы их собирали в школьном саду и не догадывались, что они сохранятся до Нового года. Из взрослого застолья память возвращает чаще всего почему-то салат с печенью трески и свойскую подсушенную колбасу, естественно, под рюмку водки.
Подарки
Если не брать в расчет детские кулечки-мешочки со сладостями, то лучшими презентами для женщин и мужчин на Новый год, судя по рекламе в журналах разных лет, были «Полезные подарки на елку: очки, пенсне, лорнеты, бинокли, барометры, готовальни, стереоскопы и проч. по удешевленным ценам». Хватало в предреволюционные годы и креатива: «Даром вышлем каждому 25 очень интересных для мужчин предметов…» ( а речь шла лишь о бритвенных принадлежностях). Как и сегодня, классика была в почете: «Излюбленные модные духи «Дивиния». Ф.Вольф и сын. Поставщики Двора Карлсруэ, Берлин и Вена. Продаются во всех лучших аптекарских и парфюмерных магазинах», «Лучший друг желудка – французское вино «Сен-Рафаэль». Лучшее украшение праздничного стола». И конечно, книга – лучший подарок: «10 книг только для взрослых! Для ознакомления с нашей библиотекой высылаем 10 пикантных книг следующего содержания: 1.Сладкие муки; 2.Грешницы; 3.Приключения католических монахов и монахинь (забавные истории); 4.Ночи безумные; 5.В гареме (сцены гаремной жизни); 6.Восточные и южные красавицы; 7.Секреты любви (тайны половой жизни); 8.В царстве призраков; 9.Гипнотизм и магнетизм и 10.Путь к богатству (секрет, как нажить много денег). Книги читаются с захватывающим интересом»… Не правда ли, что-то нам это напоминает?
Впрочем, не только тематика беллетристики совершает движение по спирали. Ничто не ново под луной – некоторые проблемы и через сто лет остаются. Сегодня для их решения любимым дарят туры на курорты и абонементы в СПА-салоны. Раньше обходились чудо-пилюлями: «Верное лечение тучности – пилюли «Аполло». Настоящее откровение для лиц, страдающих излишнею полнотою», «Каким образом мне удалось в течение месяца увеличить свой бюст на шесть дюймов? После того, как я перепробовала с этой целью пилюли, массаж, маски и многие другие рекламируемые средства, не принесшие мне ни малейшей пользы, простой, легкий метод, который каждая женщина может применять дома и быстро развить с его помощью пышный прекрасный бюст, - Маргариты Мерлен…».
Более простым и всеобщеобязательным правилом для всех было одаривание под Новый год родных, близких и друзей теплыми и добрыми словами, начертанными на почтовых открытках. Их, красочных и черно-белых, было множество. И они поздравляли, желали, шутили, приглашали: «На новый годок несу здоровья кузовок, тому-сему кусок, а вам весь кузовочек!», «Счастья: сто пудов! Здоровья: сколь войдет! Любви: без меры!», «Жить в добре, ходить в серебре, одна рука в патоке, другая – в меду!», «В счастье жить, ни о чем не тужить!», «Пить не пью, да и мимо не лью! Чарка велика, да и винцо хорошо!», «Первая чарка – на здоровье, вторая – на веселье, третья – на задор!», «В новом году женихов будет сто один, а полюбится один!», «Везу счастье на новый год! Кому мало, кому до отвала, а вам больше всех!»…
Ностальжи из ХХ века. Как раз в декабрьский день сумасшедшего 1991 года появился на свет мой сын…
Давайте же продолжать традиции празднования Нового года — писать летопись добрых пожеланий в постах и эсэмэсках, искренне улыбаться даже под карнавальными масками, дружески общаться за обильным столом, танцевать и петь у новогодней елки. С наступающим 2015 годом, бобруйчане!
Александр КАЗАК.
