Наталья Адамович (слева) во время встречи со зрителями кинотеатра «Товарищ».
Дом в Глуше на улице Октябрьской, где жил Алесь Адамович.
Алесь Адамович — один из немногих советских писателей, кто говорил о войне не языком официальной пропаганды, а словами человека, знавшего ее не понаслышке. «Хатынская повесть», «Сыновья уходят в бой», «Война под крышами», «Я из огненной деревни» — книги нашего земляка вошли в золотой фонд белорусской и русской литературы. Однако в Бобруйске по-прежнему нет ни улицы Алеся Адамовича, ни памятного знака в его честь, а дом писателя в Глуше так и не стал домом-музеем.
— Наталья Александровна, что мешает тому, чтобы в Глуше появился музей вашего отца?
— Идея создания такого музея возникла через два-три года после папиной смерти. Это было время, когда еще можно было что-то сделать… Единственное, чего я добилась на сегодняшний день, это чтобы дом хотя бы не разнесли на доски. А такая опасность существовала.
Раньше это здание, как бывшая аптека, принадлежало министерству здравоохранения, и они должны были платить за аренду. Естественно, для них это было обузой. А в те годы у чиновников как раз появилась мысль, чтобы все музеи принадлежали районам. Хотя, по хорошему, дом-музей писателя должен принадлежать министерству культуры. Был даже момент, когда его могли взять на баланс музея истории белорусской литературы. Но идея с районом взяла верх.
Чиновники мне приводили пример: вот, во Франции, в Шампани все музеи — на балансе у местной администрации. Сравнили… Какой бюджет у Шампани и какой у Бобруйска? К тому же, когда дом перешел на районный баланс, грянул кризис. Так что, самое большое препятствие сейчас — отсутствие денег. Никто не против этого музея — ищите деньги, говорят. Хотя я не собиралась делать музей одного только Адамовича.
— И как будет называться такой музей?
— Это мог быть музей военной летописи Глуши. Даже название придумывать не нужно — «Война под крышами». В нем могли бы найти отражение судьбы всех жителей поселка, переживших войну, без деления на «правильных» и «неправильных».
Ведь у нас обычно показывают так: все советские — хорошие, все партизаны — хорошие, а все немцы — плохие. А папа всегда утверждал, что каратель — это не нация. Нельзя говорить, что все немцы были садистами. То же и с полицейскими. Разные среди них были люди. Один полицейский даже погиб, но не сдал семью моего деда. Кто-то шел в полицаи, чтобы просто пожрать, а кто-то сознательно, будучи обижен на советскую власть.
— Каким вы видите будущий музей?
— Я бы не хотела, чтобы сделали, как на родине Быкова — снесли старую хату и поставили новодел. В музее должна быть аура. Ведь именно в этот дом входили полицаи, когда папа с братом нарезали в подвале бутерброды для партизан. Можно было бы воссоздать кусочек аптеки, с тем интерьером, который там был во время войны. Кроме военной темы, можно создать экспозиции «Адамович и Чернобыль», «Адамович и кинематограф».
— В Глуше есть улица Адамовича, но где-то на окраине. Вам не кажется странным, что именем легендарного земляка не назвали центральную улицу?
— Насчет улицы мы много писали в соответствующие инстанции. Василь Быков, когда еще жив был, тоже писал. Он как раз хотел, чтобы именем Адамовича назвали главную улицу Глуши. И даже не потому, что она центральная, а потому, что аптека стоит у самой дороги. Но тогда появилось негласное распоряжение: можете называть, только на окраине. Потому что центральная улица в Глуше — Октябрьская.
Дмитрий РАСТАЕВ. Фото автора.